Новости в RSS

Just a FreeMan

Just a FreeMan

Оказать помощь:

WMU U392945319798
WMZ Z737798241273
WMR R192021630999
WME E955168548782

Яндекс 41001886285937

VISA (ПриватБанк)
4405 8858 1378 9606

Иначе: openmemory@narod.ru

! Детали – на Главной странице

ОХОТА НА ВЕДЬМУ

ГЛАВА 4. "ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ"

Альберт Пинкхэм Райдер (Albert Pinkham Ryder). "ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ".


ЧАСТЬ
I

Дикий шторм сотрясал порт. Тяжёлые чёрные валы медленно поднимались над поверхностью моря, медленно шли к берегу и, на мгновение зависнув, бешено бросались на скалы. Казалось, от ударов волн дрожала земля. Только в гавани было относительно спокойно, и над мутной водой покачивался одинокий пинас «Голландец», на который время от времени падали косые взгляды из окон прибрежных домов.

Минувшая неделя оказалось на редкость неприбыльной для всех жителей портового города. Завтра был первый день Пасхи, день, в который ни один капитан не смел отправляться в море, и сколько помнили себя горожане, перед Пасхой в гавани всегда ожидали несколько кораблей, команды которых понемногу спускали деньги на берегу. В этом году над городом словно нависло проклятье.

За всю последнюю неделю на горизонте не показался ни один парус, и только накануне праздника, когда недоумение жителей окончательно переросло в глухую злость, в гавань вошёл «Голландец».

Погасшие надежды жителей снова ожили, но по трапу сошёл только один человек – капитана корабля. К удивлению и радости толпившихся на пристани, капитаном оказался местный уроженец, сирота Эрик Ван Страатен по прозвищу «Босяк», выросший у всех на глазах.

После того, как Эрик в десять лет осиротел, он сначала попрошайничал, а потом подрабатывал в порту, ночуя на складах или где-нибудь в углу в трактире, а потом – в доме вернувшегося в город дяди, священника Питера. В четырнадцать лет Эрика взяли на каботажное судно, где он отлично зарекомендовал себя способностью делать любую работу и учиться на лету. Больше года назад Эрик ушёл на «Голландце» штурманом, а сегодня вернулся капитаном – это из первого-то плавания на корабле! Казалось, большая и прибыльная попойка гарантирована, но, как выяснилось, горожане радовались рано.

Не здороваясь ни с кем и глядя прямо перед собой, Эрик стремительными шагами прошел мимо лавок, кабака и борделя, откуда призывно улыбались хозяева и персонал, и исчез в глубине улицы в направлении добропорядочных жилых кварталов.

Портовый люд ещё на что-то надеялся, ждал, что хотя бы команда сойдёт на берег. Но когда хозяин кабака – самый старый и опытный в городе – плюнул на землю и ушёл в дом, всем стало ясно, что дело пропащее и что разжиться к празднику не поможет даже то, что земляк выбился в капитаны.

Эрик мчался вверх по улице, не обращая внимания ни на косые взгляды из-за дверей, ни на ветер, который бил его по лицу, ни на тяжёлые острые капли, срывающиеся с низкого неба. «Быст-рей, быст-рей», – в такт с шагами билось в висках. Поворот, второй, третий – и вот, в самом верху улицы показалась его цель – дом купца Дейкстра.

      Иоганна, – выдохнул Эрик и прибавил шаг, почти окончательно перейдя на бег.

За несколько шагов до дубовой двери Эрик всё-таки притормозил; как смог, перевёл дыхание, поправил одежду и, потоптавшись на крыльце, сильно постучал. За дверью раздались шаги, в появившуюся щёлку скользнул лучик света от свечи, и Эрик увидел румяное лицо служанки Марты.

      Господин Ван Страатен… – пробормотала она, и выражение ужаса на лице, словно она увидела призрака, сменилось смесью изумления и какого-то совершенно необъяснимого чувства. – Вы… Вы…

      Я, Марта, я! – почти выкрикнул Эрик, улыбаясь вовсю, как мальчишка. – Иоганна дома?

      Госпожа Иоганна… – начала было Марта, но Эрик уже наполовину протиснулся мимо неё, наполовину оттолкнул её с дороги, в два шага пересёк прихожую и вошёл в большую комнату.

На кресле перед камином сидела мать Иоганны – высокая худая женщина в темной одежде, с неизменными чётками в руках. Когда она повернулась на шум, на её лице промелькнули точно такие же чувства, как и у служанки несколько секунд назад – ужас, сменившийся удивлением и чем-то ещё.

      Эрик?! Ты…

      Да, госпожа Дейкстра, – с достоинством поклонившись, сказал Эрик. – Я. Я обещал вам и вашему мужу, что смогу выбиться в люди перед тем, как просить руки Иоганны. Господин Дейкстра дал мне два года и, как видите, я справился быстрее. По пути я стал капитаном «Голландца», затем мы наткнулись на брошенное судно с лесом, которое продали в ближайшем порту. Господь благоволил к нам с Иоганной, и я вернулся обеспеченным человеком. Конечно, мне далеко до вашего состояния, но у меня ещё всё впереди и я буду много и упорно работать. Госпожа Дейкстра, я прошу у вас руки вашей дочери. Где я могу найти господина Дейкстра, чтобы сказать ему то же самое?

      А… А как же капитан Ван дер Деккен? Что с ним? – с трудом выговорила женщина.

По лицу Эрика мелькнула гримаса.

      Он умер, госпожа Дейкстра. Капитан умер в день летнего равноденствия, когда мы подходили к Мысу Доброй Надежды. Заболел и умер. Я очень жалел об этом, и вся команда жалела. Капитан Ван дер Деккен был добр ко мне, он учил меня всему, что знал, и называл меня «Сынок». Он пригласил меня на «Голландца» штурманом, перед смертью назначил меня своим преемником и оставил мне все свои сбережения. Печально, что так случилось, но на то была воля Господа, госпожа Дейкстра. Капитан Ван дер Деккен стал ангелом-хранителем для меня и Иоганны, и именно благодаря Провидению и капитану Ван дер Деккену я сегодня с чистым сердцем могу просить у вас руки Иоганны.

Госпожа Дейкстра, казалось, несколько раз собиралась что-то сказать, но никак не могла подобрать слова. В это время за спиной Эрика скрипнула дверь, он стремительно повернулся и увидел Иоганну, которая застыла в дверном проёме, приоткрыв рот и широко раскрытыми глазами глядя Эрика.

      Иоганна! Я стал капитаном… – начал Эрик и вдруг  замолчал.

Иоганна выглядела также, как в момент их прощания, также, как Эрик представлял её себе во время долгих месяцев плавания. Высокий лоб, изогнутые брови, тонкий нос, карие глаза… Даже плащ был тем самым, в котором Иоганна вышла на крыльцо накануне отплытия «Голландца». И всё-таки что-то было не так, что-то, что Эрик сразу увидел, но никак не хотел принимать, пускать в своё сознание. Эрик моргнул и вдруг понял, что именно было «не так» – Иоганна была беременна, и это было видно даже под плащом. 

      Иоганна… – тихо сказал Эрик.

      Эрик… – прошептала Иоганна, закусила губу и взялась обеими руками за живот. – Господи… Но ведь ты… Умер?!

За время плавания Эрик научился принимать решения не думая, как-то сразу понимая самую суть ситуации. Сейчас произошло нечто подобное – в один удар сердца Эрику стало ясно всё.

      Как видишь, нет, – ответил Эрик. – И кто?

      Вим Баккер… – ответила Иоганна. – Чуть больше года назад.

      Понятно, – кивнул Эрик.

Иоганна прижала руки к сердцу, и на глазах её заблестели слёзы.

      Я ведь ждала тебя, Эрик, и собиралась ждать столько, сколько нужно. Клянусь! Но мне приснился сон – такой, какие мне говорят правду – и я увидела, что ты умер на корабле, отравившись чем-то. Тогда, в день летнего равноденствия – Боже, я запомнила этот ужасный день! И… матушке в ту же ночь приснилось, что ты умер. И мы ходили к твоему дяде, отцу Питеру, чтобы он истолковал наши сны, но ему тоже приснилось, что ты принял смерть от яда. Мы… Я так плакала, Эрик – если бы ты знал, я так плакала! Но ведь меня такие цветные сны никогда не обманывали, и сердце моё тоже мне всё время говорило, что ты умер! Я хотела уйти в монастырь, но господин Баккер сватал меня за своего сына, и папа сказал, чтобы я выходила замуж. Я так ждала весть от тебя, Эрик, я так сопротивлялась, но ведь сердце говорило мне, что ты – умер! Тогда, в день равноденствия! И вот…

      …Ты вышла замуж за Вима, – подытожил Эрик.

      Но Эрик! – заломила руки Иоганна. – Мы ведь считали, что ты мёртв, и я подумала, что если уж выходить замуж…

      …То за Вима, – снова завершил её мысль Эрик. – Логично. Поздравляю вас, госпожа Баккер. Желаю вам благополучно разрешиться от бремени и жить с господином Баккером в любви и достатке.

      Господи, Эрик, за что ты так… – сквозь слёзы выдавила Иоганна.

      Господин Ван Страатен! – мать Иоганны встала с кресла и заговорила таким тоном, каким она, бывало, ставила на место окрестных мальчишек, воздыхателей Иоганны. – Господин Ван Страатен! Немедленно прекратите! Неужели вы не видите, что в нынешнем положении Иоганны…

Госпожа Дейкстра сделала шаг от кресла, тень, которая падала от её фигуры на Эрика, соскользнула вниз. Его лицо осветил неровный отблеск огня из камина, и мать и дочь застыли в ужасе, глядя на гостя.

Им показалось, что привычный облик Эрика рассеялся, как дым, под которым проступило что-то жуткое. В одно мгновение Эрик словно высох и превратился в скелет, обтянутый блеклой кожей; на месте чёрных, красиво уложенных волос колыхнулись грязно-седые космы; вокруг глаз чётко проступили кости черепа, а сами глаза превратились в два огромных угольно-чёрных зрачка, окружённых огненно-красными белками и горящих безумным нечеловеческим светом из проваленных глазниц. Нарядная одежда преобразилась в выцветшие лохмотья, эфес шпаги покрылся ржавчиной, и всё вокруг заполнил гнилой холод.

Но наваждение длилось всего миг – когда огонь в камине колыхнулся в следующий раз, перед испуганным женщинами снова стоял Эрик-Босяк, которого они знали много лет – правда, повзрослевший, возмужавший и одетый в наряд капитана.

      Господин Ван Страатен… – первой очнулась мать.

      Пожалуйста, ничего не говорите, госпожа Дейкстра, – спокойно поклонился Эрик. – Я ухожу. Навсегда. Простите, что потревожил и поставил вас своим визитом в неловкое положение, но, уверяю, я сделал это по незнанию – мне в порту никто ничего не сказал.

Эрик секунду помолчал, затем вдохнул и протяжно, шумно выдохнул.

      Госпожа Баккер! – Он повернулся к Иоганне, по щекам которой бежали слёзы, – я ещё раз поздравляю вас с удачным замужеством и искренне желаю вам долгой и счастливой жизни с любящим супругом. А теперь – прощайте, дамы!

      Эрик… – прорыдала Иоганна и протянула руки, но Эрик уклонился и выскользнул из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. «Эрик!» – это было последнее, что он услышал перед тем, как его уши заполнил визжащий штормовой ветер.

***

Только отойдя на несколько кварталов от дома купца Дейкстра, Эрик дал волю тому, что рвалось из его груди. К этому времени шторм словно перебрался с моря на сушу и, хотя на улицах не было волн, дикий ветер нёс на своих крыльях что-то жуткое, из-за чего жители городка плотно позакрывали все ставни и двери. Эрик, стоящий посредине улицы, оказался совсем один – никто не видел его и не мог услышать за воем ветра. По лицу Эрика время от времени ударяли редкие капли. Было ясно, что вот-вот начнётся ливень.

В последние месяцы плавания с Эриком происходило что-то странное. Когда он смотрел на море, ему начинало казаться, что он находится внутри большого стеклянного шара, сквозь который кто-то смотрит на него со всех сторон одновременно. Сейчас это чувство вернулось сильнее, чем когда бы то ни было – Эрик ощущал, практически видел, что он стоит в центре шара, на поверхности которого возникают разные картинки, сквозь которые кто-то смотрит. Небо, дождь, улица, дома, Иоганна – всего лишь миражи, а всё, что есть в мире на самом деле – только Эрик и этот взгляд, охватывающий отовсюду.

Эрик вдруг понял, что именно он хочет сказать Смотрящему. Не зная, как обращаться к тому, кто находится везде, Эрик почему-то поднял глаза вверх.

      Проклинаю! – крикнул Эрик.

В лицо ему тут же хлынул дождь.

      Всё равно проклинаю! – кричал Эрик. – Будь ты проклят! Ты слышишь меня?

В ответ ревел ветер.

      Я знаю, что ты есть! – размахивая кулаками над головой, продолжал кричать Эрик. – Я знаю, ты всегда следил за мной! И что ты со мной сделал? Ты слышишь меня? Я проклинаю тебя! Я проклинаю тебя, кто бы ты ни был! Я проклинаю тебя за то, что я есть, за всё, что было в моей жизни, слышишь! Ответь мне! Слышишь, что я говорю? Ответь мне сейчас же!

      ЗАВТРА, – ответил Голос. Он прозвучал одновременно со всех сторон, как рог вострубившего ангела, как небесный колокол, как зов Судьбы. И в следующий миг небо разрезала молния.

Эрик закрыл рукой глаза, оступился и бросился бежать. Он мчался, спотыкаясь, падая и натыкаясь на что-то, и в спину ему звучало эхо слова «ЗАВТРА», которое не смог заглушить даже звук грома, обрушившийся с неба.

Эрик не знал, сколько он бежал по улицам. Когда он остановился, задыхаясь, хватая ртом воздух и захлёбываясь дождём, он вдруг увидел, что находится на самой окраине города. Улица, которую в городе почему-то называли Свиная улица, в этом месте уже превращалась в тропинку, ведущую по скале над обрывом к приземистому каменному дому. В этом доме жила ведьма, которую почитал и боялся весь город – датчанка Тора, знающая и умеющая всё.

      Я убью тебя, – прохрипел Эрик.

Он вытащил из ножен шпагу, которую каким-то чудом не потерял по дороге, попытался сделать шаг к дому – и не смог.

Эрик не понимал, что с ним происходит. Ему не казалось, что его кто-то держит, у него не было ощущения, что перед ним находится невидимая стена – он просто не мог шагнуть в сторону дома, глядящего на него двумя тёмными провалами окон и скалящегося камнями фундамента. Тело почему-то просто оказывалось слушаться.

Эрик сделал шаг назад и попытался броситься вперёд, но тело снова замерло. Очередная молния осветила дом на скале, и Эрик на мгновение явно увидел на месте дома огромный череп. Затем по спине у Эрика пополз ледяной язык, и прямо в голове он услышал голос Торы.

      Эрик, уходи, – просто сказала она. – Ты сам выбрал этот путь и уже ничего не сможешь изменить. Уходи.

Эрик за время плавания привык к тому, что может слышать в голове голос Торы.

      Я выбрал?! – закричал Эрик в ответ. – Я? Это ты меня надоумила! Ты!

      Нет, – ответила Тора. – Ты сам себя надоумил. Когда ты шёл ко мне, ты знал, за чем идёшь

      Нет, не знал! Будь ты проклята, ведьма! Ты говорила в моей голове и убедила меня сделать это!

      Говорить – всего лишь говорить, – ответила Тора. – И голоса в голове – это всего лишь голоса. Решения в любом случае принимаешь ты.

      Это ты виновата, ты! – настаивал Эрик. – Я убью тебя!

Он рванулся к дому ещё раз, но снова безрезультатно.

      Нет, – снова ответила Тора. – Ты не убьёшь меня. Ты ничего и никогда не сможешь мне сделать. Ты даже никогда не сможешь приблизиться ко мне или к моему дому. Стой там, сколько хочешь, но больше ты никогда меня не увидишь.

      Я буду искать тебя хоть до самой смерти! – размахивая шпагой, кричал Эрик.

      Ищи, – ответила Тора. – Если хочешь. Кстати, смерть твоя будет нескорой.

Голос в голове стих, и уши снова заложил ветер. Эрик постоял ещё немного, сунул шпагу в ножны и побрёл по лужам в порт.

***

По этой же самой дороге Эрик шёл в порт накануне отплытия «Голландца».

В тот день прощание с Иоганной было недолгим, но пронзительным. Говорить друг другу особо было нечего – всё было сказано множество раз, и теперь оставалось только ждать и уповать на удачу. В день перед отплытием Эрик сказал родителям Иоганны, что хочет взять её в жёны. Он понимал, что нищему нечего рассчитывать на брак с дочерью самого богатого купца города, но он верил в себя, и жизнь открыла перед ним неплохие перспективы.

      Господин Дейкстра, – сказал Эрик, когда купец вызвал его на крыльцо на несколько слов. – Я – не охотник за приданым вашей дочери. Я люблю её, а не ваши деньги. Мне нужно время, чтобы разбогатеть, но я постараюсь справиться как можно быстрее. Наверное, вы уже слышали, что капитан Ван дер Деккен пригласил меня штурманом на «Голландца».

      Слышал, – кивнул купец.

      Завтра на рассвете мы отходим в Ост-Индию, это должен быть прибыльный рейс, – продолжил Эрик. – Господин Дейкстра! Вы всегда относились ко мне с недоверчивостью и неприязнью. Я понимаю, это было вызвано тем, что я казался нищим, который хочет устроиться в жизни благодаря удачному браку. Обещаю, что смогу изменить ваше мнение обо мне.

Купец очень внимательно смотрел Эрику в глаза. Чтобы не теряться под его взглядом, Эрик старался смотреть чуть-чуть мимо собеседника

      Единственное, о чём я прошу вас, господин Дейкстра – дайте мне время, не выдавайте Иоганну замуж до возвращения «Голландца». Это мой единственный шанс, но совсем недавно у меня не было и его. И раз он появился, значит, не просто так.

Купец Дейкстра молча выслушал Эрика. Затем он некоторое время смотрел в небо, и когда Эрик уже приготовился услышать отказ, внезапно заговорил приветливее, чем когда-либо раньше.

      Я разговаривал вчера с капитаном Ван дер Деккеном, Эрик, – сказал купец. – Он очень хорошо отзывался о тебе. Он сказал, что предложил тебе долю от прибыли – очень большую для первого плавания долю, Эрик. Так что шанс вернуться небедным человеком – если на то будет воля Небес! – у тебя действительно есть. Кстати, что бы ты себе не думал, ты мне нравишься. Я приметил тебя ещё тогда, когда ты в первый раз таскал тюки на мой склад.

Эрик с искренним удивлением посмотрел на собеседника.

      В тебе есть жилка и сила к жизни, которой не хватает многим наследникам богатых семей, – продолжил тот. – Но! Для того чтобы я выдал за тебя замуж свою единственную дочь, одной жилки мало. Ты прекрасно знаешь, что купец Баккер хочет, чтобы Иоганна вышла замуж за его сына Вима…

Эрик хотел что-то сказать, но купец Дейкстра остановил его движением брови.

      Баккер богат, куда богаче, чем будешь ты, даже если плавание пройдёт так удачно, как никто не ждёт, – продолжил он. – И всё-таки, как зять, мне больше по душе ты. Вим хороший парень, неглупый и честный, но он – комнатный мальчик, не встречавший в жизни трудностей. Ты же прошёл путь от попрошайки до штурмана, и всё, что ты сделал в жизни, сделал своими силами. Скажу честно – я бы предпочёл выдать Иоганну за тебя.

      Спасибо, господин Дейкстра, – тихо сказал Эрик. – Но… Почему? Почему вы так добры ко мне?

Купец хмыкнул.

      Я добр не к тебе, Эрик, я добр к Иоганне  и к себе. Я же сказал, что Вим – комнатный мальчик, хоть и хороший парень. Иоганне нужны крепкие и здоровые дети, а мне нужны крепкие и здоровые внуки. От тебя они будут гораздо вероятнее, чем от Вима Баккера. К тому же ты старше Вима, и ваша с Иоганной разница в возрасте устраивает меня больше.  Поэтому, если бы речь не шла о деньгах, то ты был бы первым кандидатом на роль зятя.

      Всё решит этот рейс, – тихо сказал Эрик.

      Да, – кивнул купец. – Если ты вернёшься хотя бы с той долей, которую рассчитывает выплатить тебе капитан Ван дер Деккен, – женишься на Иоганне. Даю тебе два года – этого должно хватить. Больше ждать не буду – не хочу, чтобы Иоганна осталась старой девой. Понял меня?

      Да, господин Дейкстра, – кивнул Эрик. – Спасибо вам. У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность, поэтому я постараюсь выразить её делами.

      Красиво говоришь, – опять хмыкнул купец. – Дядя-священник научил?

      Да, дядя… Отец Питер, – когда он вернулся в город и взял меня жить к себе и учил меня грамоте и языкам. Если бы не он и не капитан Ван дер Деккен…

      Не загадывай наперёд, – оборвал купец. – Желаю тебе удачи. Сейчас выйдет Иоганна, у вас будет пара минут. Я доверяю тебе, поэтому Иоганна будет без матери и без Марты. Не делай ничего, что заставило бы меня изменить моё мнение о тебе или моё решение. Всё.

Купец Дейкстра повернулся и ушёл в дом. Через минуту дверь открылась и на крыльцо выскользнула Иоганна. От взгляда на неё у Эрика заныло сердце, но он справился с эмоциями и улыбнулся так, словно они случайно встретились где-то на рынке или на улице.

      Иоганна, ты невероятно красива! – сказал Эрик, наклоняя голову. – И этот серый плащ очень тебе идёт.

      Спасибо, Эрик… Точнее, господин штурман Ван Страатен, – улыбнулась Иоганна. – Своей любезностью вы окончательно вскружили мне голову.

Эрик рассмеялся.

      Я говорил с твоим отцом. Он сказал…

      …Что у тебя есть два года и довольно неплохие шансы стать его зятем, – подхватила Иоганна и продолжила басом, передразнивая отца. – …Если на то будет воля Небес!

      Ты подслушивала? – изумился Эрик.

      Да, – ответила Иоганна, – но не вас и не сегодня. Случайно вчера услышала, как папа с мамой вечером разговаривали. Мама говорит: «Чует моё сердце, Эрик-Босяк метит в наши зятья». А папа ей: «Вот и хорошо, а то на малахольного Вима смотреть жалко». Мама ему: «А ты подумал о том, что Босяк – нищий»? А папа: «Я обо всём подумал. Я говорил сегодня с капитаном Ван дер Деккеном, и он сказал, что даёт Эрику хорошую долю от прибыли, и ещё сделал своим наследником – завещание он написал неделю назад». А мама…

Эрик  с изумлением посмотрел на Иоганну.

      Папа так сказал, – пожала плечами она. – Но ведь это же здорово, правда? Папа ещё рассказывал маме, что у капитана Ван дер Деккена когда-то был сын – он давно умер – на которого ты очень похож. Ты не знал этого?

      Нет, – ошарашено пробормотал Эрик.

      Тогда я ничего тебе не говорила, – быстро сказала Иоганна.

      Господи, помоги нам… – пробормотал Эрик. – Не оставь нас в тот миг, когда ты дал нам надежду…

Эрик закусил губу и на секунду зажмурил глаза.

      Иоганна, – сказал он, – жди меня. Я ждал и боялся дня, когда начистоту поговорю с твоими родителями, но теперь у меня есть не только пустые надежды. Я вернусь из этого плавания богатым человеком, и капитан Ван дер Деккен обещал научить меня вести торговые дела. И теперь ни Бог, ни чёрт, ни морской дьявол не остановит меня.

      Эрик, – серьёзно сказала Иоганна, – не богохульствуй. Если кто и будет хранить тебя, то Господь и моя любовь.

Эрик почувствовал, что у него жжёт в глазах.

      Иоганна… – сказал он хрипло. Но Иоганна неправильно его поняла.

      Нет! – решительно сказала она. – Я обещала маме, что мы будем вести себя абсолютно пристойно. Хотя…

Прежде, чем Эрик сообразил, что значило это «хотя», Иоганна наклонилась, коротко поцеловала его и отскочила к двери.

      Иоганна… – Эрику показалось, что у него сейчас выскочит сердце.

      До свидания, господин штурман Ван Страатен! – сказала Иоганна. – Да хранит вас воля Провидения! Да приведёт оно вас обратно здоровым и богатым!

Эрик сглотнул и увидел, что изображение Иоганны начало дрожать в его глазах – кажется, на глаза начали наворачиваться слёзы.

      Иоганна… – снова сказал он, стараясь не смотреть на Иоганну. – Жди меня…

      Господи, Эрик, возвращайся скорее! – дрогнувшим голосом сказала Иоганна и, повернувшись так быстро, что плащ взметнулся колоколом, рывком открыла дверь и исчезла в доме.

Постояв ещё секунду, Эрик развернулся и зашагал в порт.

***

После Эрик так и не смог вспомнить, как и почему его занесло на Свиную улицу – он никогда раньше не ходил к датчанке Торе и не собирался идти в этот раз. До отплытия оставалось ещё несколько часов, капитан Ван дер Деккен разрешил Эрику прийти прямо к отплытию, и Эрик собирался просто погулять по городу, посмотреть ещё раз на склады, в которых ему когда-то приходилось ночевать, и зайти попрощаться к дяде.

Но, когда он вышел из задумчивости и осмотрелся по сторонам, он понял, что стоит на Свиной улице – в том месте, где собственно улица уже заканчивалась и начиналась тропинка к дому датчанки.

«Эрик, о чём ты сейчас думал?» – спросил себя Эрик, как учил его капитан Ван дер Деккен. И, ощутив свои мысли, поморщился.

Как всегда, больше всего места в его груди занимал страх. В этот раз это был не только страх смерти, но ещё и страх неизвестности, страх того, что господин Дейкстра решит не ждать того далёкого дня, когда Эрик вернётся из плавания богатым человеком. Эрик почти наяву видел, как Иоганна и Вим стоят перед священником – по иронии судьбы, дядей Эрика – который проводит венчальный обряд. От этой мысли кольнуло сердце, и затем открылось то, что Эрик до сегодняшнего дня прятал даже от себя самого.

Оказалось, что глубже страха затаилась обида, о которой Эрик почти сумел забыть. Обида на всё – на жизнь, которая несправедливо обошлась с ним, на людей, которые часто были жестокими просто потому, что некому было заступиться за Эрика, и на родителей, которых ему так не хватало. Два года после смерти матери, пока в город не вернулся дядя, были действительно тяжёлыми. Что Эрик помнил об этих двух годах особо ярко – страх, голод, холод и тупые хари тех, кому в жизни повезло больше.

Теперь, казалось, все беды позади – он уходит штурманом в рейс, обещающий быть очень прибыльным, по возращению он женится на Иоганне и будет жить счастливой жизнью состоятельного и уважаемого горожанина.

Эрик пока не думал, как именно он собирается совмещать морское дело с семейной жизнью, но и не видел в этом повода для беспокойства. В конце концов, после этого рейса (если всё получится так, как ожидается) можно будет смело оставить море и вести торговые дела вместе с купцом, готовясь стать его преемником.

Вроде бы всё ясно. Но почему он оказался здесь? Капитан Ван дер Деккен как-то рассказывал Эрику, что внутри каждого человека звучат разные голоса, управляющие его жизнью. Теперь Эрик пытался, но не мог понять, какой именно голос привёл его к дому Торы. И, главное, зачем?

Эрик стоял, раздумывая, как быть. Даже если идти в порт не спеша и заглянуть по пути к дяде, всё равно останется достаточно времени. Заходить к датчанке или нет?

      Ладно, – сказал Эрик, словно оправдываясь перед собой. – Я зайду, но совсем ненадолго. Попрошу посмотреть моё будущее. Я всё равно не верю в подобные вещи, но меня это хотя бы развлечёт.

Он подошёл к просмоленной двери хижины, протянул руку к верёвочной петле, заменявшей ручку, замешкался, и вдруг услышал изнутри голос Торы.

      Заходи, Эрик! Не бойся, я тебя не съем.

Когда мать Эрика приходила домой уставшая сильнее, чем обычно, а Эрик баловался больше обычного, мать рассказывала, что непослушных мальчиков забирает и съедает старая ведьма Тора. При последних словах Торы почти забытый детский страх выпрыгнул откуда-то из глубины души, и Эрик сначала ощутил этот страх, а затем досаду. Последние сомнения насчёт того, нужно ли идти или всё же повернуть назад, рассеялись – Эрик не хотел поддаваться старому испугу. Он дёрнул петлю и вошёл в хижину.

Внутри жилище ведьмы оказалось почти таким, каким Эрик представлял его себе в детстве – одна большая комната, камин напротив входа, стол с двумя стульями в центре и тяжёлая деревянная кровать слева между камином и стеной. Вся стена справа была занята полками – лежащими на обрезках бруса досками – которые были сплошь заставлены кувшинами, бутылками, коробками, связками сухой травы и чем-то вообще непонятным. Два окна по бокам от двери, которые снаружи казались глазницами черепа вокруг провала носа, изнутри выглядели неожиданно уютно.

      Проходи, садись, – сказала сидящая за столом Тора и указала на свободный стул.

Если жилище выглядело почти так, как Эрик ожидал – его удивила только чистота – то сама ведьма оказалась совсем не такой, какой представлял её Эрик. Она была совершенно не похожа на ведьму – полная, но не толстая женщина; в возрасте, но на вид не старая. На голове был платок какой-то яркой расцветки, на теле – совершенно обычное для здешних мест платье, не новое, но чистое и без заплат. Спокойное лицо, тяжеловатый подбородок и ровная линия тонких губ.

Так могла выглядеть практически любая небогатая, но и не бедная женщина в их городе – жена ремесленника или служащего Ост-Индийской компании, лавочница или мать удачливого моряка. Увидел бы Эрик её на улице, вежливо поклонился бы и забыл через минуту – если бы не глаза. Глаза у Торы были глубокими, тёмными и неподвижными, как море перед штормом. И ещё в них виднелось что-то такое, что нельзя было понять или объяснить.

      Э… – Эрик вдруг растерялся, поняв, что не знает, как обратиться к Торе.

      Можешь называть меня госпожа Тора, – кивнула Тора, – так меня называют чаще всего. Ещё меня зовут Старая Матушка, или Матушка Ван дер Винден, или госпожа Ван дер Винден – так звали моего мужа. Ну и, конечно же, меня ещё называют ведьмой.

      Мужа? – удивился Эрик.

      Да, мужа, – ответила Тора. – Я была замужем – давно. Он был моряком, как и ты, и однажды не вернулся из плавания.

      Госпожа Тора! – определился Эрик. – Честно говоря, я не знаю, зачем я пришёл…

      Я знаю, – перебила его Тора. – Вроде бы всё у тебя складывается, как хочется, но ты никак не поймёшь, сдержит своё слово купец Дейкстра или, не ожидая два года, выдаст свою дочь за сына купца Баккера.

Эрику на секунду показалось, что из хижины исчез весь воздух и стало нечем дышать.

      Но как… – прошептал он.

      Как обычно, – ответила Тора. – Проходи и садись, не трать время зря. Тебе скоро на корабль, а не попрощаться перед рейсом с дядей было бы невежливо.

Эрик почувствовал, что у него исчезает способность удивляться. Кивнув, он подошёл к столу и осторожно сел на старый, но как оказалось, крепкий стул.

На вытертом до блеска дубовом столе была расстелено чистое сукно, на котором лежали большие – с ладонь размером – карты со странными рисунками. Карты были в хорошем состоянии, но по ним было видно, что они очень старые.

      Что это за карты? – спросил Эрик, не зная, как начать разговор. – Для чего они?

      Судьбы предсказывать, – ответила Тора. – Ты ведь за этим пришёл?

      Ну… – Эрик помедлил. – Я бы действительно хотел узнать, как сложится этот рейс. Карты это расскажут?

      Нет, – сказала Тора.

Эрик удивленно посмотрел на Тору.

      Нет? А зачем тогда…

      Чтобы понять, куда всё идёт и как всё будет, если ничего не делать.

      Простите, я не понял.

      Представь, что ты плывёшь по своей жизни на корабле. Эти карты могут показать, что произойдёт вероятнее всего. Что может произойти, – Тора подчеркнула слово «может».

      «Может» – не обязательно «произойдёт»? – не понял Эрик.

      Да. Если ты знаешь, как всё может сложиться, ты сможешь изменить своё будущее так, как захочешь.

      Изменить? – Эрик много слышал от дяди о Роке и Воле Божьей, и мысль о том, что предназначенный путь можно менять, никогда не приходила ему в голову. – Но как? Как можно менять свой жизненный путь?

      Так же, как и меняют путь корабля. Где-то повернуть штурвал, где-то поставить дополнительный парус или наоборот, убрать паруса. А где-то, – Тора секунду или две смотрела Эрику в глаза, – где-то можно выбросить за борт часть груза или даже кого-то из экипажа. Бывает и такое.

      Бывает, – кивнул Эрик. – Вот только как правильно определить, какой именно груз и кого именно из экипажа нужно выбросить?

      Ты умный парень, – кивнула Тора. – Определить, кто в твоей жизни лишний, часто можно при помощи этих карт. Смотри внимательно.

Эрик немного придвинулся к столу.

      Это – ты! – твёрдо сказала Тора, откладывая в сторону карту с изображением скуластого юноши, поднявшего над головой витой жезл. – Это – дочь купца Дейкстра (чуть дальше оказалась карта с девушкой в длинной хламиде и с рогатым шлемом на голове). Это – сын купца Баккера (улыбчивый всадник с большим кубком в руках). А вот это – ваша судьба (Тора взвесила на ладони остальную колоду). Сними.

Эрик осторожно сдвинул на себя часть колоды.

      Это – прошлое, – сказала Тора, и выложила карту, на которой пара оборванных нищих шла по снегу под церковным витражом.

      Это – настоящее, – продолжила она и достала изображение стоящего на крепостной стене богато одетого человека с жезлом и глобусом в руках.

      Это – то, что уже повлияло, – карта с дьяволом, держащим на цепях мужчину и женщину.

      Это – то, что ещё повлияет, – щедрый господин, рассыпающий монеты перед нищими.

      Это – исход! – Тора резко вынула и бросила в центр стола карту. Значение Эрик понял сам – череп с двумя скрещенными костями в объяснениях не нуждался.

      Я… Умру? – спросил он.

      Все умрут, – пожала плечами Тора.

Эрик понял, что нужно правильно поставить вопрос.

      Я умру… Во время или после этого плавания?

      Или во время, или после, до – уже вряд ли, – кивнула Тора. – Но, скорее всего, смерть твоя будет нескорой – очень нескорой.

      Разве чёртова эта карта, – Эрик указал на череп, – не предвещает смерть?

      Не обязательно, – ответила Тора. – Это хорошая карта. Смерть – это не только конец, но и начало. Чаще всего Карта Смерть означает конец какой-то части жизни и начало новой.

      Значит, всё-таки не смерть? – осторожно спросил Эрик.

      Для тебя – вряд ли, – ответила Тора.

      А для кого? – спросил Эрик с каким-то странным предчувствием.

Тора вытащила из колоды карту с бородатым королём на троне.

      Для него, – сказала она и положила короля под карту Смерти.

Эрик вдруг почувствовал раздражение.

      Ясно, – сказал он, достал из кошеля серебряную монету и положил её на стол. – Спасибо, госпожа Тора, я всё понял. Мне нужно идти.

      Ничего ты не понял, – ответила Тора, внимательно глядя на Эрика. – Мы только разложили карты, но я ещё не рассказала, что они значат лично для тебя.

      Да? – невнимательно спросил Эрик, уже привставший со стула. – И что значит лично для меня эта?

Он наугад указал на щедрого господина.

       Большую долю от прибыли и завещание в твою пользу, – спокойно ответила Тора, и Эрик медленно опустился на стул.

      Что? – спросил он, и ему снова показалось, что из хижины исчез воздух.

      Долю от прибыли и завещание, – повторила Тора, встала из-за стола и пошла в дальний угол комнаты.

Эрику стало страшно.

      Но как… – снова спросил он.

      Как и всегда, – не оборачиваясь, ответила Тора, шумя какими-то ящиками и горшками на полках.

Эрик помотал головой, словно стряхивая воду. Прямо перед ним происходило что-то совершенно выходящее за рамки обычной жизни. Если бы Эрик услышал о подобном от кого-то – либо не поверил, либо счёл бы это чудом. Не верить своим глазам он не мог, но и в чудо верить не хотелось – слишком уж зыбким тогда становилось всё, что он привык считать незыблемым.

Пока Тора искала что-то на полках, Эрик придвинул к себе открытые карты. Девушка в рогатом шлеме, которая означала Иоганну, смотрела на него и, казалось, чуть улыбалась. Эрик вдруг увидел, что и остальные карты смотрят на него, как живые – в глазах у нищих можно было прочесть сострадание, у всадника – радость, а у короля на троне – ужас. И даже череп, казалось, смотрел именно на Эрика.

Эрик медленно накрыл ладонью карту с черепом и через несколько секунд открыл снова. И вздрогнул – ощущение, что череп своими глазницами смотрит прямо в душу Эрику, стало ещё сильнее. Вдруг колыхнулось пламя стоящей на столе свечи и Эрик явно увидел, что череп улыбнулся ему.

Эрик медленно отвёл взгляд от стола и увидел стоящую перед собой Тору с двумя дымящимися глиняными кружками.

      Пей, – сказала Тора и поставила одну кружку перед Эриком.

      Что это? – спросил Эрик.

      Отвар из трав, – ответила Тора. – Пей, не бойся. Я не травлю гостей.

Эрик сделал осторожный глоток. Действие напитка оказалось необычным и интересным – словно холодный морской ветер ворвался в голову Эрика и вымел оттуда все сомнения и страхи. Осталось только восприятие происходящего, захватившее всё внимание.

      Спрашивай, что тебя интересует, – сказала Тора. – Только не трать время, спрашивай, что интересует на самом деле.

Эрик на секунду задумался, и вдруг понял, что нужно спросить.

      Госпожа Тора, – сказал он. – Пожалуйста, расскажите мне вы, что меня интересует на самом деле. Вы же знаете это лучше меня.

Тора рассмеялась.

      Капитан Ван дер Деккен даже не знает, какого толкового штурмана взял он на борт, – сказала она сквозь смех. – Ну что же, пусть будет по-твоему. Я действительно могу узнать о тебе многое.

Тора прикрыла глаза и повернулась к Эрику. Эрик вздрогнул – ему показалось, что, невзирая на закрытые глаза, ведьма видит его насквозь.

      Когда у тебя не было надежды, тебе жилось легче. Тебе позволяли дружить с Иоганной, но мысль о том, что ты можешь на ней жениться, никому даже в голову не приходила. Ты мечтал об Иоганне, но понимал, что твой удел – портовые проститутки после удачного заработка. И вот – тебя приглашает капитан Ван дер Деккен. Тебе бы радоваться, а тебя грызёт мысль – если появился шанс стать состоятельным горожанином, появился ли шанс стать мужем Иоганны? Так?

Эрик смотрел в сторону, куда-то на полки.

      Не спрашивайте о том, что и так знаете, госпожа Тора, – ответил он глухо. – Пожалуйста, продолжайте. Как закончится плавание? Я получу свою долю?

      Точно сказать не может никто, – ответила Тора.

      Ну, куда идёт корабль жизни сейчас? Если не ставить дополнительные паруса и никого не выбрасывать?

      Так, как сейчас, – Тора снова на секунду прикрыла глаза, – плавание, скорее всего, пройдёт хорошо, и долю ты свою получишь. Даже больше, чем ожидаешь.

      Значит, я смогу жениться на Иоганне? – радостно спросил, почти крикнул Эрик.

      Не особо на это рассчитывай, – сказала Тора. – Хотя купец Дейкстра – человек честный и слово своё сдержит, Иоганну до возвращения «Голландца» замуж не выдаст.

      Что же тогда сможет помешать нам? –  Эрик был в замешательстве.

      Недостаток денег, – ответила Тора. – Жена купца будет пилить его всё время твоего отсутствия.  И к твоему возвращению купец Дейкстра уже почти согласится с тем, что сын купца Баккера значительно богаче тебя, что в наше время немаловажно. Он окажется перед непростым выбором.

      Но ведь он обещал! – вскрикнул Эрик.

Тора пожала плечами.

      Что же мне теперь делать?! – Эрик схватился за голову и начал раскачиваться на табурете.

      Стать ещё богаче, – просто ответила Тора.

      Как?! Откуда я в плавании возьму деньги кроме тех, что мне заплатит капитан?

Тора мельком взглянула на Эрика.

      Есть еще завещание, – сказала она. – Если бы по возвращении ты вступил в наследство, последние сомнения покинули бы даже госпожу Дейкстра.

Эрик понял, о чём говорит ведьма, поднял на неё глаза и наткнулся на бездонный завораживающий взгляд.

      Да вы что… – начал он и вдруг закашлялся.

      Я – ничего, – спокойно ответила Тора. – Ты спросил меня – я ответила. Иди и решай сам. И спасибо за серебряную монету. Мои посетители зачастую гораздо беднее – или гораздо жаднее – чем ты.

      Да как вы… – тихо пробормотал Эрик. – Капитан Ван дер Деккен как отец мне. Если бы не он…

      …Если бы он действительно был тебе как отец – он предложил бы тебе большую долю, – перебила Тора. – Он помог бы устроить твою жизнь, а не дал бы сумму денег, которая вроде бы и немалая, но, на самом деле, не решает твою главную проблему.

Эрик поднял глаза и увидел силуэт Торы, за спиной у которой плясало пламя в камине.

      Если бы он был тебе как отец, – повторила Тора, – он сделал бы так, чтобы ты смог жениться на Иоганне. На самом же деле капитану Ван дер Деккену безразлична твоя судьба. Деньгами, которые ты получишь после рейса, и известием о том, что ты стал его наследником, капитан хочет привязать тебя к себе. Ему скучно, а ты – парень неглупый, куда умнее большинства матросов.

      Но если бы не он… – попытался заговорить Эрик.

      Если бы не он, – снова перебила Тора, – тебя бы всё равно взяли штурманом на другой корабль.

Эрик хотел возразить, но Тора остановила его взглядом.

      Если бы ты не годился на роль штурмана, капитан Ван дер Деккен ни за что не пригласил тебя. Да, он предложил тебе деньги. Да, он сделал тебя своим наследником. Да, он будет учить тебя торговому делу и заодно будет готовить из тебя своего преемника. Но! Взамен он хочет забрать у тебя самое главное.

      Что? – не выдержал Эрик.

      Время. Твоё время. Пройдёт десять лет до того дня, как ты станешь наследником Ван дер Деккена – если доживёшь, конечно. К тому моменту у Иоганны и Вима будут четверо детей. Ты ведь на самом деле любишь Иоганну.

Эрик кивнул.

      И что тогда дадут тебе деньги – вино и проституток? – продолжала Тора, и её слова ложились плотно и тяжёло, как балластные чушки в трюм. – Давай посмотрим на самый лучший случай, самый благоприятный курс корабля твоей жизни. После смерти капитана пройдёт еще десять лет – если тебе удастся не погибнуть. Тебе будет сорок два, ты будешь богатым, одиноким и несчастным. Невзирая на немалые деньги, вся твоя жизнь будет ограничена кораблём и двумя-тремя десятками портов. Твой дядя-священник уже много лет как умрёт, и ты даже не будешь присутствовать на его похоронах. Ты бы мог давно отойти от дел – денег бы хватило на всю оставшуюся жизнь, но ты будешь продолжать плавать потому, что тебе на берегу просто нечего делать.

Эрик молчал.

      Однажды, вернувшись в свой город, – мерно говорила Тора, – ты, ещё крепкий, но уже начинающий стареть, в день накануне Пасхи встретишь на набережной семейство Баккеров. Вим уже станет таким, какой его отец сейчас – рыхлым и самодовольным, а Иоганна, несмотря на семерых детей, сохранит свою привлекательность. Пятеро их сыновей будут маленькими Вимами, младшая дочь будет обычной смазливой девчонкой, а старшая…

Эрик понимал, что он сейчас услышит.

      …Старшая дочь будет точной копией Иоганны, – кивнула Тора в ответ мыслям Эрика. – На ней будет такой же плащ, какой сегодня был на Иоганне. И ты вспомнишь сегодняшний день. Ты посмотришь на Баккеров, затем вспомнишь прошедшие двадцать лет своей жизни и вдруг поймёшь, что Вим и Иоганна на самом деле прожили жизнь, а ты – ты свою пустил в море. И ты проклянёшь тот день, когда капитан Ван дер Деккен предложил тебе стать штурманом. Ты вернёшься на корабль, один за одним будешь открывать свои сундуки и снова и снова будешь понимать, что отведённые тебе часы и дни ты превратил в жёлтые и белые кружочки, цветные камни и заморские тряпки. Ты даже не успеешь найти себе преемника, как капитан Ван дер Деккен нашёл тебя. Сидя посреди хлама, на который ты променял свою жизнь, ты застрелишься из пистолета, который сегодня утром подарил тебе капитан Ван дер Деккен.

Эрик зажмурился, и когда открыл глаза, увидел, что Тора положила на стол небольшой узелок из парусной ткани.

      Вот куда будет плыть и куда приплывёт твой корабль, если ничего не делать, – закончила рассказ Тора и чуть придвинула узелок к Эрику.

Эрик протёр глаза – всё время, пока Тора говорила, ему казалось, что картины, которые она описывает, возникают прямо у него в голове, перед внутренним взором, о котором рассказывал капитан Ван дер Деккен.

      Господи, – выдохнул он. – Я пойду штурманом на другой корабль. Сейчас же сообщу об этом капитану.

      Это ничего не даст, – покачала головой Тора. – Во-первых, никто не предложит тебе такую долю, как капитан Ван дер Деккен, и в этом случае Иоганны тебе точно не видать. Во-вторых – кто же возьмёт к себе неблагодарного, который в день отплытия оставил без штурмана такого доброго человека, как капитан Ван дер Деккен? Как видишь, на самом деле он просто не оставил тебе выбора.

Эрик схватился за голову.

      Эрик, прекрати, – сказала Тора. – Если корабль идёт не туда, нет смысла страдать – нужно что-то делать.

      Что? – пробормотал Эрик.

      Например то, о чём мы говорили в начале, – чуть понизив голос, сказала Тора. – Ставить парус и выбрасывать за борт лишнего человека.

Эрик поднял голову.

      Вот парус, – сказала Тора и ещё чуть-чуть придвинула к Эрику узелок.

      Это… – начал Эрик.

      Яд, – кивнула Тора. – В этой части света его не знают и не узнают ещё долго. Он не имеет ни вкуса, ни запаха, и смерть от него выглядит, как смерть от сердечной болезни. Капитан Ван дер Деккен говорил нотариусу, что у него в последнее время болит сердце, так что его смерть не вызовет никаких подозрений.

Эрик молчал и смотрел на Тору.

      Это необычный яд, он хранится не очень долго, – продолжала она. – Последний день, когда он будет действовать – день летнего равноденствия. Если не используешь его до этого срока, можешь выкинуть или выпить сам. Ничего не случится.

Эрик закусил губу, взял узелок, повертел его в руках и развязал. Внутри оказался маленький глиняный флакончик, заткнутый пробкой. Эрик зачем-то взвесил флакончик на ладони и посмотрел на ведьму.

      И вы думаете… – медленно сказал он.

      Я ничего не думаю, – ответила Тора. – Я дала тебе парус. Ставить его или нет – твой выбор. Как могла, я о тебе позаботилась.

      Почему вы заботитесь обо мне, а не о капитане Ван дер Деккене? – зачем-то спросил Эрик.

      Во-первых, – пожала плечами Тора, – потому, что жизнь капитана Ван дер Деккена уже почти прошла, а твоя только начинается. Жаль будет, если она пройдёт впустую. Во-вторых – ко мне пришёл ты, а не капитан. И, в-третьих…

Тора замолчала.

      Что? – резко спросил Эрик.

      Мне интересно, чем всё закончится, – улыбнулась Тора. – Ты капитан своего корабля, у тебя есть парус (Тора указала взглядом на узелок перед Эриком) и ты знаешь, кого нужно выбросить за борт, чтобы достичь своей цели (Тора перевела взгляд на карту с изображением короля). Решай. И помни, что последний день, когда можно что-то изменить – день летнего равноденствия. Иди.

Эрик поднялся.

      Не забывай, Эрик, – вдруг мягко сказала Тора, – я ни к чему тебя не принуждаю. Я всего лишь дала тебе возможность. Решай сам.

У Эрика вдруг на несколько мгновений закружилась голова, он перестал видеть. Когда зрение вернулось, Эрик заметил странное выражение, мелькнувшее во взгляде Торы. Удивление? Торжество? Страх? В следующую секунду глаза ведьмы снова стали бездонными и бесстрастными. У Эрика на секунду резко заболела голова, и в ноздри ударил запах выстрела.

Встряхнув головой, Эрик взял со стола узелок и, не прощаясь, вышел из хижины.

***

Эрик услышал голос Торы в своей голове вечером в день летнего равноденствия.

Ветра почти не было, шёл мелкий дождь, и вахта казалась Эрику тоскливой и безнадёжной, как вся предыдущая жизнь. Он плотнее натянул капюшон, спрятал руки под накидку и нащупал под одеждой узелок с ядом.

Только сегодня ещё можно было что-то предпринять. На следующее утро яд должен был потерять свою силу, и тогда всё решится само собой. Этого вечера Эрик боялся всё плавание – он чувствовал, что именно в этот момент придётся делать выбор между совестью и будущим.

Взвесив узелок на ладони, Эрик посмотрел на капитанскую каюту и затем – за борт.

      Выбросить? – спросил он у себя почему-то вслух.

      Выброси, если хочешь, – где-то в середине головы прозвучал голос ведьмы, и по спине вдоль позвоночника прополз ледяной язык. Эрик от неожиданности чуть не упал, крепче схватился за штурвал и медленно оглянулся. За спиной никого не было.

      Что это? – прошептал он.

      Внутренняя Речь, – снова раздался голос Торы. – Знание предков, которое сейчас почти забыли.

      Почему забыли? – непонятно зачем спросил Эрик.

      Неважно, – ответила Тора. – В-основном потому, что отупели. Но ты не такой, как все, поэтому мы с тобой можем так разговаривать.

Голос внутри головы больше всего напоминал Эрику переливистое звучание странного многострунного инструмента, слышанного однажды в каком-то южном порту. И в то же время Эрик точно понимал, что с ним разговаривает именно Тора, переливы складывались в ясные слова и можно было точно различить настроение говорящей.

      Почему я не такой, как все? – снова неясно зачем спросил Эрик. Хотя он уже понял, что этими неуместными вопросами пытается оттянуть разговор о главном.

      Потому, что у тебя есть душа, – ответила Тора.

      Разве её нет у других? – удивился Эрик.

      Не у всех, – Эрику показалось, что в словах Торы прозвучала усмешка.

      Почему?

      Потому, что они её ещё не заслужили, Поэтому их жизнь – просто колыхание огонька фитиля на ветру, который не даёт света никому, даже себе.

      Почему у меня есть душа? Чем я лучше других? – спросил Эрик.

      Неважно, – ответила Тора. – Просто знай, что она у тебя есть.

      А у капитана Ван дер Деккена есть душа?

      Есть, – ответила Тора.

      И ты хочешь, чтобы я его убил?

      Нет, – в словах Торы снова мелькнула насмешка. – Я хочу, чтобы ты не убил себя.

      Что ты имеешь в виду? – растерялся Эрик.

      Много чего. В первую очередь я не хочу, чтобы ты похоронил себя в этой деревянной коробке, которую ты называешь кораблём. Я хочу тебе добра.

      Ты лжешь! – почти закричал Эрик.

      Нет, – ответила Тора. – Я говорю тебе правду. Я почти всегда говорю правду.

      Так почему же ты предлагаешь сделать мне такое? – Эрик вдруг понял, что может говорить с Торой мысленно, не раскрывая рта, и что Тора его при этом слышит. – Почему ты предлагаешь мне убить человека, столько сделавшего для меня?

      Потому, что ты меня об этом попросил, – ответила Тора.

      Когда?

      Когда попросил меня рассказать тебе, что тебя интересует на самом деле. Мы нашли твою главную беду, и я дала тебе средство для того, чтобы с бедой справиться.

      Ты лжёшь! – снова повторил Эрик.

      Считай, как хочешь, – голос в голове начал затихать. – И решай, как хочешь. Кстати, в городе говорят, что сегодня купец Баккер снова приходил к купцу Дейкстра сватать его дочь за своего сына.

Голос исчез, и исчез ледяной язык, который во время разговора ползал по позвоночнику.

      Эрик! – Эрик вздрогнул, не сразу сообразив, что слышит сзади нормальный человеческий голос. Он спрятал яд под одежду и обернулся.

Перед ним стоял матрос по прозвищу Краай.

      Тебя зовёт капитан, – сказал Краай. – Сейчас тебя сменят, и иди к нему в каюту. Я тоже иду.

Дожидаясь смены, Эрик размотал узелок, вынул пузырёк и сжал его в кулаке.

      Господи, – прошептал он, – помоги мне, пожалуйста. Дай мне сделать верный выбор.

Внезапный порыв ветра бросил в лицо мелкую морось, и тут же Эрика тронул за руку пришедший на смену матрос.

***

Капитан Ван дер Деккен сидел за столом, на котором были разложены бумаги и стоял бокал с травяным настоем. В каюте были боцман и матрос Краай. Из того, что капитан неожиданно пригласил к себе штурмана, боцмана и матроса, пользовавшегося среди товарищей наибольшим авторитетом, Эрик понял, что речь будет идти о чём-то серьёзном.

Заметив, что капитан одет в свой самый лучший костюм, который он называл «парадным», Эрик подумал, что речь будет идти о чём-то очень серьёзном.

Запечатав и надписав конверт, капитан откинулся на спинку кресла, вздохнул, зажмурился и несколько секунд молчал.

      Сегодняшней ночью, скорее всего, я умру, – сказал капитан, не открывая глаз.

У Эрика закружилась голова, и он облокотился о дверь. Впрочем, никто не обратил на это внимания.

      Жаль, – негромко сказал боцман. Матрос Краай криво ухмыльнулся, но промолчал.

Никто в команде никогда не спорил с капитаном – все знали, что капитан Ван дер Деккен никогда не ошибается и никогда не никогда бросает слов на ветер. И хотя Эрик, боцман и Краай были оглушены услышанным, в словах капитана они не усомнились ни на миг.

      Жаль, – снова сказал боцман. – Это точно, капитан?

      Не точно, но скорее всего. Поэтому я вас и позвал. Иоганн! – обратился капитан к боцману, и Эрик резко вздохнул, услышав это имя. – Я оставляю вместо себя штурмана. Помоги ему на первых порах.

      Эрик молод, капитан, – тихо сказал боцман, не поворачиваясь к Эрику.

      Я знаю, – просто ответил капитан. – Но я оставляю именно его. И хочу, чтобы ты помог ему.

      Он первый рейс на «Голландце», – снова возразил боцман

      Это пока не твоя забота. Ты поможешь ему?

      Да, капитан, – кивнул боцман.

      Краай, – продолжил капитан, переводя взгляд на матроса. – Команда прислушивается к тебе. Сделай так, чтобы не было шума или не дошло до бунта. Сделай так, чтобы в экипаж принял нового капитана и относился к нему хотя бы вполовину так, как относился ко мне.

      Сделаю, капитан, – негромко сказал Краай. – Но, может быть, вы не умрёте?

      Может, и не умру, – почему-то скользнув взглядом по Эрику, ответил капитан. – Но, если умру, я хочу, чтобы вы оба помогли Эрику стать настоящим капитаном как можно быстрее.

      Да, – кивнул боцман, Краай тоже кивнул, но промолчал.

В то время, когда капитан разговаривал с боцманом и матросом, Краай, стоявший возле Эрика, сделал небольшой шаг влево, и закрыл Эрика от капитана. Рукой, которую не мог видеть капитан, Эрик, словно повинуясь чужой воле, под накидкой подцепил ногтем большого пальца пробку на пузырьке с ядом.

«Господи, я не пойму, какова твоя воля! – безмолвно кричал Эрик. – Прошу тебя, дай мне знак!!»

      Иоганн, – сказал капитан, и Эрик снова резко вздохнул. – Краай! – продолжил капитан. – Спасибо вам за всё и да хранит вас Господь. Идите. Эрик, останься.

Боцман и матрос вышли, Эрик почувствовал, как его начинает бить дрожь. Он сжал пузырёк, но это только заставило его задрожать ещё сильнее. Капитан обратил на это внимание, но, судя по всему, списал всё на волнение.

      Садись, Сынок, – мягко сказал капитан и указал на стул перед своим столом.

Овладев собой, Эрик подавил дрожь, сел и посмотрел в глаза капитану.

      Вы не умрёте, капитан, – сказал Эрик.

      Это зависит не от меня, – просто ответил капитан, и Эрику стало плохо.

      От кого же?

      От воли Небес.

«Господи, помоги мне!» – кричал Эрик в душе, и ему казалось, что перед его глазами в воздухе качаются призрачные лица Иоганны и Торы.

      Не будем сейчас обо мне, – мягко сказал капитан. – Я хочу поговорить о тебе.

      Да, – тихо сказал Эрик.

      В порту, в котором ты нанялся на мой корабль, я составил завещание. Мой единственный наследник – ты. Если я умру, после плавания зайди к нотариусу и отдай ему это, – капитан показал Эрику небольшой конверт, который затем убрал в ящик стола.

Эрик кивнул.

      Когда меня не станет, Крааю можешь доверять полностью, с боцманом осторожнее, он себе на уме. Если боцман начнёт артачиться, пообещай ему двойную премию, – капитан говорил сухо и деловито, словно отдавал указания о погрузке на борт в своё отсутствие не особо ценного товара.

Эрик заметил, что механически кивает, как статуэтка толстого китайского божка, стоящая на столе. Он вздохнул, снова посмотрел в глаза капитану и увидел в них какое-то странное чувство – боль – не боль, страх – не страх, жалость – не жалость, а что-то среднее между всем этим.

      Если не помогут деньги, используй это, – капитан взглядом указал Эрику на живот. Эрик с ужасом подумал, что капитан знает о яде, а потом сообразил, что речь идёт о дорогом испанском пистолете, который капитан подарил ему в день отплытия и который Эрик любил носить за поясом.

      Да, капитан, – снова кивнул Эрик.

      С наставлениями – всё, – чуть улыбнулся капитан. – Остальное ты знаешь, я старался научить тебя всему, что знал сам. Если рейс пройдёт хорошо, ты вернешься богатым человеком. Ты сможешь либо плавать дальше, либо выгодно продать «Голландца» и осесть на берегу. Как сам решишь.

      Почему вы думаете, что обязательно умрёте, капитан? А вдруг нет? – глухо спросил Эрик.

      Посмотри мне в лицо и вспомни, что я тебе рассказывал.

Эрик посмотрел капитану в лицо. Черты стали чуть тоньше, выразительнее, под глазами залегли мешки, но так, например, капитан мог выглядеть после недомогания или бури.

      Я не вижу ничего такого, – сказал Эрик.

      Посмотри внимательнее и вспомни, что я говорил о Признаках.

Эрик взглянул ещё раз и вдруг увидел, что лицо капитана стало совершенно симметричным. Это, как когда-то рассказывал капитан, было одним из признаков приближающейся смерти.

      Теперь смотри мне на правый локоть, а Внутренним Оком постарайся взглянуть за левое плечо.

Эрик так и сделал и ему на секунду показалось, что над плечом капитана мелькнул прозрачный череп.

      Вот об этом я и говорю, – сказал капитан, словно читая мысли Эрика.

Эрик почувствовал, что флакончик с ядом как будто наливается свинцом. Затем лица словно коснулся холодный ветер, и Эрик понял, что побледнел. Капитан заметил это.

      Не переживай за меня, Сынок, – мягко сказал он. – Смерть – всего лишь переход в другой мир.

      В рай? – зачем-то спросил Эрик.

      Не обязательно. Есть много миров, в которых есть много океанов и кораблей. Конечно, жаль уходить отсюда, не успев всё, что хотелось.

      Что бы вы хотели ещё? – снова невпопад спросил Эрик.

      Оказаться на твоей свадьбе, – ответил капитан, и у Эрика кольнуло в груди. – У меня, кроме тебя, никого нет, и я хотел бы быть уверен, что твоя жизнь складывается так, как тебе хотелось бы.

Эрику показалось, что в его сердце вцепились ледяные когти.

      Ты кого-то уже присмотрел себе? – спросил капитан.

      Дочь купца Дейкстра, Иоганну, – ответил Эрик раньше, чем успел что-то сообразить.

Капитан улыбнулся, и ледяные когти сжались ещё крепче.

      Хорошая девушка, – кивнул он. – Редкость в наше время. Она красива, молода, и в то же время у неё есть душа, – судя по лицу капитана, эти слова будили в нём какие-то пронзительные воспоминания, а Эрику казалось, что ледяные когти рвут сердце на части.

      Хорошая девушка, – повторил капитан, – будет хорошей женой. Это большое везение, Эрик – хорошая жена! Когда я был юнгой, на нашем корабле был матрос, не хотевший сходить на берег до самой смерти. Он умер, когда мы стояли в Роттердаме. Как-то он рассказал мне, что бежал в море от жены – сумасшедшей ведьмы. Этого матроса звали Якоб Ван дер Винден…

      …Капитан… – хрипло пробормотал Эрик. – Вы не умрёте…

      Это решать не мне, – ответил капитан, интонацией ставя точку. – Собственно, мы обсудили всё.

«Господи, что мне сделать?! Какова твоя воля?! Господи, помоги мне!!» – кричал Эрик в душе.

      Иди, Сынок. Спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни. Иди и позови…

«Господи, дай мне знак!!! Как ты скажешь, так и будет!!!» – вспышкой вдруг мелькнула у Эрика мысль.

      …Иоганна…

Эрику показалось, что ему в затылок ударила молния, осветившая глаза изнутри.

      …Я поговорю с ним ещё раз, – закончил фразу капитан. – Предложу двойную премию сразу. Впрочем, я сам позову его, подожди здесь, поговорим с ним вдвоём.

С этими словами капитан вышел из-за стола и открыл дверь каюты. Эрик, подчиняясь какому-то неистовому порыву, вытолкнул ногтем из флакончика пробку и, оглянувшись на дверной проём, вылил в бокал с настоем несколько мутных капель.

***

Все эти события промелькнули перед глазами Эрика, пока он шёл вниз по Свиной улице, прочь от дома Торы. В голове у Эрика словно сгустился туман, в сердце снова впились ледяные когти. Эрик не понимал, что ему делать дальше – ещё утром он собирался с завтрашнего дня заняться продажей «Голландца», подготовкой к свадьбе и поисками дома для себя и Иоганны. Теперь всё потеряло смысл.

С морской работой Эрик справлялся хорошо – даже команда, которая вначале настороженно восприняла его, к концу рейса относилась к новому капитану почти с таким же почтением, как к предыдущему. Эрик оказался способным учеником, и матросы искренне верили, что капитан Ван дер Деккен передал Эрику какой-то магический секрет укрощения моря. Тем не менее, море не тянуло Эрика – слишком правдоподобными казались картины позднего прозрения, которые нарисовала Тора.

Всё время плавания Эрику казалось, что «Голландец» может стать его будущей тюрьмой, и второй мечтой Эрика – первой было жениться на Иоганне – было убраться с пинаса как можно быстрее.

Теперь Иоганна замужем, и делать в городе Эрику нечего – жить рядом с Вимом и Иоганной было выше сил. И если в этом городе у Эрика был хотя бы дядя, то в других городах его не ждал вообще никто.

«Ну что же, – негромко сказал Эрик, поднимая глаза к небу. – Значит, быть мне капитаном. Теперь я могу плавать хоть до скончания Вечности».

Далеко над морем сверкнула молния.

***

Когда Эрик вернулся на «Голландца», уже почти стемнело. Спустившись в трюм, Эрик окинул играющих в кости матросов долгим взглядом. Матросы обернулись, и голоса стихли – было видно, что с капитаном произошла какая-то перемена. Казалось, что Эрик стал тоньше и выше и его окутывает пелена едва заметного тумана. Особенно изменилось лицо – выражение стало жёстче, глаза потемнели, рот запал, как у покойника.

      Мы отходим завтра на рассвете, – отрывисто сказал Эрик.

      Но завтра первый день Пасхи, капитан, – возразил боцман, и по лёгкому шуму можно было понять, что он высказал общее мнение.

      Мы отходим завтра, – монотонно повторил Эрик.

      Никто не может выходить в море в первый день Пасхи, капитан, – сказал Краай. – Это грозит бедами.

      Мы отходим завтра! – почти выкрикнул Эрик и перевёл ещё больше потемневшие и ставшие совершенно жуткими глаза на Краая, затем на боцмана. – Понятно?

      Понятно, капитан, – было видно, что даже боцман оробел. Краай молча кивнул.

      Вот и хорошо. Завтра на рассвете, – Эрик развернулся и стремительно поднялся по трапу на палубу.

***

Новость о том, что «Голландец» отходит в первый день Пасхи, каким-то образом просочилась на берег.

Когда начало светать, шторм уже закончился, но дул сильный западный ветер, гнавший высокие частые волны. Горожане с ночи начали собираться на пристани, и первые лучи солнца осветили скопище людей, кутающихся в плащи и накидки, но упорно дожидающихся развязки.

Когда Эрик вышел из каюты, одетый в свой лучший наряд и подпоясанный шпагой, на пристани, казалось, уже собрался весь город. Скользнув взглядом по толпе, Эрик вздрогнул, заметив печального дядю Питера, хмурого Вима, бледную Иоганну, и отвернулся.

      Боцман, – голос Эрика прозвучал буднично, и от этого почему-то жутко. – Всё готово?

      Да, капитан.

      Вы со мной?

      Да, капитан, – повторил боцман. – Мы с вами.

      Краай? – Эрик повернулся к матросу.

      Мы с  вами, капитан, – ответил Краай. – Команда совещалась сегодня ночью – на берег не захотел никто. Вы выводили нас изо всех передряг, и мы верим вам.

Несколько матросов кивнули.

      Мы будем с вами до самого конца, куда бы это нас не привело, капитан, – закончил Краай.

Матросы снова закивали, и тут в соборе на городской площади ударил колокол, возвещающий первый день Пасхи.

      Ну что же, – спокойно сказал Эрик. – Поднять якоря.

Снова ударил Пасхальный колокол, и на «Голландца» упала тишина.

      ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? – спросил Голос.

Эрик откуда-то знал, что этот громоподобный, льющийся со всех сторон Голос слышит он один. Осмотревшись, Эрик заметил замерших матросов, неподвижные волны, застывший в изгибе флаг и понял, что для остального мира время остановилось.

      Отплываю, – ответил Эрик.

      ЗАЧЕМ?

      А что мне делать ещё? Ты ничего мне больше не оставил.

      ТЫ ЗАБЛУЖДАЕШЬСЯ.

      А ты – лжёшь. Будь ты проклят.

      ЧТО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ?

      Плавать. Плавать до самой смерти.

      ТЫ УЖЕ МЁРТВ. ТЫ УМЕР В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА УБИЛ КАПИТАНА.

      Значит, буду плавать мёртвым, – отчаяние придало Эрику дерзости. – Сначала мы идём Мысу Доброй Надежды, затем обогнём его…

      ТЫ НИКОГДА НЕ ОБОГНЁШЬ МЫС.

      Хорошо. Тогда я просто буду пытаться сделать это… – Эрику вдруг вспомнилась фраза, которую он сказал вчера на берегу, – …хоть до скончания Вечности. Больше мне жить всё равно незачем. У меня больше ничего нет.

      КАК ЖЕ ТВОЯ ЛЮБОВЬ?

      Любовь… Из-за неё я погубил свою жизнь. Будь она проклята, эта любовь.

      ТЫ ОКОНЧАТЕЛЬНО ВСЁ РЕШИЛ? – Эрику стало ясно, что Голос задаёт ему последний вопрос. Боль и отчаяние добавили решимости.

      Да. Окончательно. – Глухо сказал Эрик. – Раз ты не дал мне стать добропорядочным горожанином, не дал прожить спокойную счастливую жизнь, я стану самым знаменитым капитаном. И буду плавать… – Эрик вдруг понял, что клятву почему-то нужно повторить в третий раз. – …Хоть до скончания Вечности!

      ДА БУДЕТ ТАК! – Казалось, Голос качнул и небо, и море. – ПЛЫВИ!

Ещё раз ударил Пасхальный колокол, и в следующую секунду толпа на пристани издала единый истошный вопль.

На глазах у собравшихся белый корпус «Голландца» мгновенно стал угольно-чёрным. Белоснежные паруса, вдруг развернувшиеся на реях, налились огненным цветом и вздулись ровно вперёд, хотя ветер дул в другую сторону. С диким звуком лопнули якорные цепи и гружёный пинас, сидевший в воде почти по ватерлинию, поднялся настолько, что в промежутках между волнами можно было видеть днище и основание киля.

Матросы на палубе застыли, словно поражённые громом, а фигуру капитана окутало бледное гнилостное сияние, чётко вырисовывающееся в рассветных лучах.

Медленно, легко и невесомо «Голландец» развернулся в море и, почти не касаясь днищем волн, заскользил прочь. Вслед ему звенел Пасхальный колокол.

Собравшихся на берегу охватило безмолвие ужаса, словно затишье перед бурей. Сотни пар глаз, не отрываясь, смотрели на чёрную корму, на застывших, словно статуи, матросов и на огненные паруса, вздувшиеся против ветра. Казалось, проскочи искра – и пристань взорвётся, как пороховой трюм.

      Господи… – тихий голос Иоганны услышали все.

      Господи, прости нас и помоги нам, – пробормотал священник, и его тоже услышали все.

      Der Fliegende «Holländer»! – воскликнул резкий мужской голос на немецком и тут же повторил на голландском. – Летучий «Голландец»! Летучий «Голландец»!

Эти слова и оказались искрой в пороховом трюме.

Крича и воя, горожане бросились прочь, толкаясь, спотыкаясь, падая и топча друг друга. Через минуту на пристани были только два десятка стонущих тел на земле и трое, кто остались и устояли на ногах только потому, что находились прямо возле ограждения – священник отец Питер, Вим Баккер и Иоганна, вцепившаяся в перила побелевшими от усилия руками и широко раскрытыми глазами смотрящая вслед огненно-красным парусам.

      Эрик! – кричала Иоганна, и ветер рвал это имя, отшвыривая обратно. – Эрик!

      Иоганна, что ты делаешь! Идём, пожалуйста, – бормотал Вим, неловко пытаясь отцепить пальцы жены от ограждения.

      Я ненавижу тебя! – повернув бледное и перекошенное лицо к мужу, закричала Иоганна, схватившись за живот. – Я тебя ненавижу! Оставь меня в покое! Уйди от меня навсегда!

      Иоганна… Как ты можешь…

      Это ты виноват! Ты же знаешь, что я тебя никогда не любила, зачем ты с твоим отцом постоянно лезли к нам с вашими чёртовыми предложениями?! Ты ведь всегда знал, что я любила Эрика!!

      Иоганна, что ты говоришь… Все ведь думали, что Эрик умер, и ты мне сама это сказала…

      А ты и рад воспользоваться! Ты… Ты… Стервятник! Посмотри, что ты наделал!! – обезумев, Иоганна схватила руку Вима и ткнула ею в сторону уходящего к горизонту огненно-чёрного корабля. – Видишь? Что теперь с ним будет? Что будет со мной?!

      Иоганна… Давай уйдём… – Иоганна зарыдала и Вим окончательно поник и растерялся.

Священник, на секунду повернувшийся к Баккерам, снова перевёл взгляд на исчезающий вдали призрачный корабль. Отец Питер понимал, что больше никогда не увидит своего племянника. Он на секунду зажмурился, потом поднял глаза к небу.

      Господи, прости его… – сказал священник.

Ответом были шум ветра и плеск волн.

      Господи, пожалуйста, прости его, – повторил священник.

Ничего не изменилось, только огненные паруса, чётко видимые на тёмно-сером небе, охватило тусклое белёсое свечение, словно жуткая пародия на огонь Святого Эльма.

Священник вздохнул, и его вдруг наполнила странная решимость.

      Господи, – твёрдо сказал он, глядя в низкие тучи. – Я знаю, ты меня слышишь. Прости, если тебе покажется, что я дерзок, но я имею право раз в жизни попросить тебя о том, что мы, люди, называем чудом. Ты явил чудо только для того, чтобы покарать за глупые слова сироту, которого ты же лишил единственной надежды. Так неужели я, отдавший служению тебе всю свою жизнь, не достоин хотя бы ответа?

      ОН САМ СЕБЯ ЛИШИЛ НАДЕЖДЫ, – ответил Голос.

Священник, качнувшись от потрясения, сжал чётки так, что хрустнули пальцы, но продолжал смотреть вверх.

      Тогда за что ты погубил его жизнь? – спросил он.

      ОН САМ ПОГУБИЛ СВОЮ ЖИЗНЬ.

      Прости меня, Господи, но я не понимаю тебя. Ты ведь всем нам явил знаки, что Эрик умер в день летнего равноденствия. Всё, что произошло потом, было только следствием этого. Зачем ты обманул нас в тот день?

      ОН ТОГДА НА САМОМ ДЕЛЕ ПОГУБИЛ СЕБЯ.

      Прости меня ещё раз, но я не понимаю тебя.

      ОН УБИЛ КАПИТАНА.

Священник в один момент внутренним взором, день за днём, шаг за шагом увидел последние полтора года из жизни племянника.

      О Боже… – прошептал он, но, вздохнув поглубже, снова заговорил громко, глядя вверх. – Прости его, ибо не ведал он, что творил!

      ВЕДАЛ.

      Но ведь это ведьма сбила его с пути! Она тоже виновата!

      ОН САМ ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ.

Священник понимал, что он должен найти оправдание Эрику раньше, чем Голос замолчит.

      И всё же прости его, Господи! – воскликнул он. – Я хорошо знал капитана Ван дер Деккена. Он бы простил Эрика!

      ОН ПРОСТИЛ.

      Тогда за что же ты его так наказал?!

      ЕГО НИКТО НЕ НАКАЗЫВАЛ. ОН САМ ВЫБРАЛ СВОЙ ПУТЬ.

      Дай ему шанс спастись! Дай ему хотя бы один шанс… – на священника вдруг снизошло вдохновение, словно кто-то вложил ему в голову нужные слова. – …Дай ему хотя бы один шанс раз в семь лет!

      ХОРОШО. РАЗ В СЕМЬ ЛЕТ У НЕГО БУДЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ ПОПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЯ У ТОГО, КОГО ОН УБИЛ.

После этой фразы священник понял, что разговор закончен.

      Спасибо, Господи, – сказал священник. – И ещё, пожалуйста, – глядя по-прежнему в небо, он кивнул головой в сторону рыдающей Иоганны и топчущегося возле неё Вима. – Пожалей и их. Раз уж так всё вышло, пусть хотя бы они будут счастливы.

На глаза священнику навернулись слёзы. Он вытер их рукавом и снова посмотрел вверх

      Спасибо тебе ещё раз. Каюсь, много раз я сомневался – так ли я живу, как должен был? Сегодня я понял всё.

Иоганна вдруг замолчала и, ссутулившись, закрыла руками лицо. Вим подхватил её под локоть, другой рукой обнял за плечо и медленно, осторожно обходя лежащих на земле, повёл прочь от пристани и от едва видного на горизонте «Летучего Голландца».


ЧАСТЬ II

      Здравствуй, Великий Капитан! Как тебе плавается?

      Здравствуй, Старая Нечисть. Как всегда.

      Хорошо. Где ты сейчас?

Капитан Ван Страатен поднялся с растрескавшегося и облезшего кресла, и его взгляд вскользь упал на сильно изрезанную поверхность стола. Прошедшие годы Эрик помнил урывками, поэтому то, что он не помнит, что случилось со столом, его не удивило. Чтобы не ломать лишний раз голову, Эрик расстелил на столе полуистлевшую карту и вышел на палубу.

На море был довольно сильный шторм, но «Голландец» скользил, едва касаясь самых верхушек волн. Призрачному кораблю не были страшны ни океан, ни ветер – он двигался, словно в невидимой скорлупе, окружающей его и отгораживающей от всего вокруг. Эрик прикрыл глаза и осмотрел окружающий мир.

      Мыс Доброй Надёжды, – негромко сказал Эрик.

Матросы отрешённо делали свою работу – ставили паруса, драили палубу и чинили такелаж. Казалось, члены экипажа ничуть не изменились с того дня, когда их настигло проклятие, как будто и не прошли многие и многие десятилетия. Но Эрик полагал, что для случайного свидетеля они выглядят иначе – когда он мимолётом смотрел в зеркало, то в первый миг видел в нём жуткую иссохшую фигуру с горящими чёрным светом глазами и длинными пучками седых волос. Бездонный ужас в глазах редких наблюдателей со встречных кораблей подтверждал догадку Эрика.

Эрик перестал вести счёт времени много десятилетий назад. Он даже не мог сказать, какое сейчас столетие. Впрочем, за прошедшее время вполне могло смениться летоисчисление.

Палуба «Голландца» выглядело обыденно, и Эрик до сих пор не мог понять, как под этой палубой могут скрываться бесконечные и бездонные трюмы. Много лет он посвятил тому, что пытался пройти трюмы от носа до кормы или хотя бы от борта до борта, но до сих это ему пор не удавалось. Он мог идти прямо и прямо, но из одного помещения просто переходил в следующее, за которым было видно следующее – и так без конца.

Трюмы по левому борту (так Эрик называл те, к которым нужно было идти от трапа туда, где у «Голландца» должен был быть левый борт) были завалены всевозможным барахлом – золотом, серебром, одеждой, оружием, винами и специями – всем, что ценили и ценят люди. Происхождение некоторых грузов Эрик помнил – «Голландец», окружённый своей невидимой скорлупой, мог опускаться на дно, и матросы собирали грузы с погибших кораблей. Откуда взялись другие предметы, Эрик вспомнить не мог.

Иногда ему казалось, что у его корабля не одна команда, а несколько, и они никогда не встречают друг друга на палубе, но грузы складывают в одни трюмы.

Эрик заметил, что когда он спускается вниз, он всегда попадает в тот трюм, в который хочет. Когда у него не было особого предпочтения, он оказывался там, где закончил обход в прошлый раз. И  когда ему надоедало бродить внизу, он мог в любое время из любого места подняться прямо на палубу.

Сегодня он продолжил обход помещений, в которые приказал матросам сносить оружие. Странные машины, большие, маленькие, блестящие, тёмные – складывались в бесконечную галерею. Эрик медленно шёл, гладя рукой корпуса и рукоятки и скользя взглядом по табличкам с надписями.

Некоторые из них были сделаны арабской вязью, которую Эрик видел в книге на столе капитана Ван дер Деккена, другие состояли из русских, греческих или ещё каких-то букв, некоторые вообще представляли собой переплетения рисунков и узоров. Даже знакомые латинские буквы складывались в ничего не говорящие слова: «Soviet Union», «Kriegsmarine», «US Army». Эрик разглядывал приспособления, созданные людьми для убийства себе подобных, и снова удивлялся тому, что движет людьми.

      Идиоты, – негромко сказал он.

      Идиоты, – повторил в голове голос Торы.

      На что они тратят свою жизнь, – продолжил Эрик, не обращая внимания на голос. – Что они хотят этим доказать?

      То, что они – лучше других, – мягко сказала Тора. – Человеку мало быть самим собой, ему нужно быть лучше кого-то. Никто не хочет быть хуже, поэтому все выяснения обязательно переходят в скотобойню.

      Откуда ты это знаешь? – спросил Эрик.

      Знаю, – ответила Тора. – О людях я знаю всё.

      Откуда?

      Долго живу. И не забываю ничего из того, что вижу. В отличие от тебя.

      О чём ты?

      О том, что ты не помнишь даже сотую часть того, что успел увидеть.

      Что ты хочешь сказать?

      Ты давно мог бы изменить свою судьбу, но ты постоянно повторяешь одни и те же ошибки.

      Ты заблуждаешься, – ответил Эрик. – Я сам обрёк себя на скитание по морям до скончания Вечности. И команду втянул в это. Теперь нам остаётся только ждать, пока этот мир умрёт. Менять что-либо поздно.

      Вот и я о чём, – Эрику казалось, что в словах Торы скользит какое-то веселье.

      О чём?

      О том, что даже вечное проклятие можно изменить.

      Как?

      Шучу. Не обижайся – я мало с кем могу поговорить. Все, с кем я знакомлюсь, очень быстро стареют и умирают. Конечно, по сравнению с моим возрастом ты – мальчик, но ты живёшь намного больше, чем любой человек.

      Почему ты не говоришь с командой? Они ведь живут столько, сколько и я.

      Я бы рада, но они глупы и вряд ли освоят Внутреннюю Речь.

      Почему я её освоил?

      Эрик, я много раз тебе рассказывала об этом.

      Правда?

      Правда.

      Тогда почему я не помню этого?

      Потому что раз в семь лет за тобой приходит смерть.

      За мной?!

      За тобой. Ты каждый раз спасаешься от неё, но испуг каждый раз бывает таким сильным, что ты забываешь и об этой встрече, и о том, что было перед ней.

Эрик почувствовал, что в происходящем есть что-то знакомое.

      И поэтому ты… – неуверенно начал он.

      Да, – ответила Тора. – Сегодня – день летнего равноденствия. Я пришла тебе напомнить, как избежать смерти, которая приходит за тобой в этот день раз в семь лет.

      Почему ты так беспокоишься за меня?

      Потому, что без тебя мне будет скучно. Не с кем будет поговорить.

Эрику казалось, что что-то не так, но он никак не мог понять, что.

      Да? И что будет сегодня?

      Сегодня вечером ты пристанешь к Берегу Красного Песка.

      Я пристану к берегу??!

      Да, Эрик. Ты пристанешь к берегу, как и каждые семь лет.

      Когда??!

      Вечером. Затем ты сойдёшь на берег, подчиняясь чужой воле, словно кукла, которой управляет кукловод. Там тебя будет ждать кто-то из твоего прошлого – он появится из ниоткуда, будет стоять перед тобой семь ударов сердца, и исчезнет. Именно в эти семь ударов тебя может забрать смерть.

      Как?

      Если ты попросишь прощения – ты погибнешь.

      Почему?

      Потому, что в этом случае ты предашь себя самого.

      Я не понимаю.

      Ты стал таким, какой ты есть, только благодаря себе самому. Ты – самый знаменитый капитан за всю историю, Великий Капитан. И если ты попросишь прощения, тем самым ты признаешь, что что-то сделал неправильно. То есть ты предашь себя, откажешься от себя. Тогда смерь настигнет тебя. Ты хочешь умереть?

      Нет, – моментально ответил Эрик.

      Всё в твоих руках.

      Что мне делать?

      Ничего. Ни у кого не проси прощения – кого бы ты ни увидел на Берегу Красного Песка.

      И всё?

      Это не так просто. В это время тебе может казаться, что с тобой пытаются заговорить люди, перед которыми ты очень виноват.

      Кто?

      Не знаю. Это не важно. Помни, все эти люди – просто лики смерти, которая будет пытаться забрать тебя.

      Так что же мне делать?

      Молчать. Или, если тебе кажется, что у тебя не хватит сил сдержаться – после того, как увидишь человека из прошлого, зажмурься и отсчитай семь ударов сердца. После этого можешь открывать глаза – смерть уже уйдёт. На следующие семь лет. Ты понял?

      Да.

      Хорошо. Если ты сдашься, мне будет тебя не хватать.

Через несколько секунд Эрику в голову вдруг пришёл неожиданный вопрос.

      Ты каждый раз мне это рассказываешь?

      Каждый раз.

      И я всегда всё забываю?

      Всегда! – в голосе Торы скользило веселье.

      Я… боюсь. Мне не нравится моя жизнь, но я не хочу умирать.

      Не бойся. Ты уже столько раз справлялся с этой опасностью, что и в этот раз у тебя получится.

      Ты так думаешь?

      Я это знаю.

      А ты сказала мне правду?

      Да. Я почти всегда говорю правду.

Эрик почувствовал нарастающее беспокойство.

      Мне страшно.

      Это пройдёт. Мне сейчас нужно уйти.

      Ты уходишь?

      Да. Но ближе к вечеру мы ещё поговорим.

Голос Торы затих. Эрик пришёл в себя и увидел, что он стоит, сжимая в руках маленький уродливый мушкет, из которого торчат длинные и короткие ручки. Эрик бросил мушкет в кучу таких же и начал подниматься по трапу на палубу. Вдруг он остановился, повернулся, спустился вниз и пошёл в сторону правого борта.

***

Трюмы по правому борту были заполнены невероятно, невозможно большим количеством людей. Бесконечные ряды сидящих, лежащих на полу или стоящих, облокотившись на переборки, заполняли невообразимо огромные пространства. Люди всех возрастов, всех цветов кожи и в самых различных одеждах – или голые. Короли и слуги, воины и воры, шуты и проститутки, инквизиторы и ведьмы – все были здесь, в бездонных трюмах корабля-призрака.

Раньше Эрик часто спрашивал тех, на кого падал случайный взгляд, за что они сюда попали. Ответы казались разными, но потом стало ясно, что все здесь совершили в разных формах один и тот же грех – все они предали либо тех, кого любили,  либо саму любовь. И все, кто оказались на «Голландце», будут находиться здесь до конца времён, и не будет им ни смерти, ни прощения.

Сегодня Эрик обратил внимание на сидящую в углу пожилую женщину с упрямым и тоскливым выражением на лице. Судя по одежде, она была из какого-то славянского народа.

      Как тебя зовут? – спросил Эрик.

Женщина не обратила на него внимания, и Эрик понял, что ей даже не приходит в голову, что здесь кто-то может с ней заговорить.

      Как тебя зовут? – повторил он громче.

Женщина подняла на него тусклые, дрожащие от слёз глаза.

      Это ты, Ужас…

      Да, это я, – Эрика давно не удивляло то, как называют его собеседники. –  Как тебя зовут? – в третий раз повторил он.

      Ульяна.

      Откуда ты?

      Русская я.

      За что ты сюда попала?

      Дочку не пустила, – сказала Ульяна и заплакала.

Эрик удивился. И он, и команда, и все, кого он встречал в трюмах, давно пережили свои эмоции, сомнения, страхи. Осталось только существование, как наказание, и надежда на то, что рано или поздно это всё закончится. Эрик давно уже не ожидал встретить кого-то, кто так живо вспоминает о своих преступлениях.

      Дочку не пустила? – переспросил он.

      Та да, – сквозь слёзы выкрикнула Ульяна. – Не пустила. Когда она уйти хотела.

      От кого?

      От свекрухи.

      Почему она хотела уйти?

      Бо та ведьма была. Дочку сосватал её младший сын, любимый, а ведьме невестка не понравилась. Вот она и начала дочку убивать. Убивала-убивала – совсем дочке худо стало. Пришла она к нам и говорит: «Мама, папа, заберите меня назад, совсем меня эта ведьма убивает, больше не выдержу».

Эрик слышал множество различных историй, но такая попалась ему впервые.

      Муж хотел её оставить, а я не позволила, хоть и понимала, что свекруха ведьма, – продолжала взахлёб Ульяна. – Сказала, чтобы дочка возвращалась, что её дом теперь там. Она и ушла.

На Ульяну накатил приступ рыданий. Эрик ждал, пока он пройдёт, и с лёгким удивлением рассматривал женщину, отправившую своего ребёнка на смерть таким необычным способом.

      Она и ушла, – повторила Ульяна. – И совсем захворала. Тогда муж запряг телегу, поехал и привёз дочку – она и не ходила уже. И доктора звали, и знахаря – никто не помог. Знахарь воск вылил и говорит: «Это свекруха сделала. А меня вы поздно позвали». Так и померла дочка.

История показалась Эрику нелогичной.

      Почему ты не пустила её назад? – спросил он.

Ульяна снова подняла на него свои водянистые глаза и воздела над головой руки.

      Бо боялась, что соседи скажут! Как такое можно – чтобы из хорошей семьи дочка от мужа до матери назад убежала! Что же это за семья? Что же это за мать?

Эрик прикрыл глаза, рассматривая рассказанные события.

      Ты не пустила дочь домой потому, что боялась того, что скажут соседи?

      Та да! – снова разрыдалась Ульяна.

      И ты меня ещё называешь Ужасом… – сказал Эрик. – Но ничего. Не плачь. Здесь много таких, как ты. Многие предают своих детей.

      Но то же их дети, а дочка-то моя! – вскрикнула Ульяна.

      Поздно ты это поняла, – ответил Эрик. – Не плачь. Всё заканчивается, даже наше наказание закончится. Правда, не раньше, чем закончится этот мир.

      Можно и раньше, – тихо сказала Ульяна.

      Что?

      Господь нас и раньше простить сможет, только это сейчас от тебя зависит.

Вдруг случилось невиданное ранее – безвольно и безучастно стоящие, сидящие и лежащие люди, долгие годы не реагировавшие ни на что, одновременно подались в стороны, оставив Эрика и женщину в пустоте.

      Я не понимаю тебя, – сказал Эрик.

      Ты можешь спасти нас. И себя.

      Я? Как?

      Умри за нас.

      Что ты имеешь ввиду?

      Ты создал это Чистилище, ты в нём и главный. Если исчезнешь ты – исчезнет и это место, и мы все уйдём туда, куда нам положено.

      Ты сошла с ума? – спросил Эрик.

      Та не, – настаивала Ульяна. – Всё так, как я сказала, истинная правда.

      Я в первый раз это слышу, – сказал Эрик.

      Это знают все, кроме тебя, – сказала Ульяна, отвернувшись.

      Но мне никто никогда об этом не говорил!

      Они все боятся тебя. Боятся, что ты их ещё сильнее накажешь.

Судя по тому, как ещё дальше отшатнулись стоящие вокруг, Ульяна говорила правду.

      А ты не боишься? – удивился Эрик.

      Я ничего не боюсь. Хуже, чем я сделала, всё равно нет.

      И ты хочешь умереть? Как бы ни была плоха твоя жизнь, ты хочешь исчезнуть, исчезнуть навсегда? – не понимал Эрик.

      Я дочку хочу увидеть, – сказала Ульяна и снова заплакала. – Обнять её и попросить прощения. Только нет её. И не будет больше. Я бы и совсем померла, если бы могла, но не могу.

Эрик молчал.

      Не могу я, – повторила Ульяна. – Только ты можешь помереть за себя и за нас.

Эрик окончательно понял, что Ульяна говорит правду.

      Помри, пожалуйста! – продолжала она.

      Нет, – ответил Эрик.

      Но ведь Христос помер за нас! – Ульяна, опираясь руками на переборку, поднялась на ноги и рухнула перед Эриком на колени. – Богом прошу тебя, отпусти нас! Уйди и дай уйти нам! Ради Христа, пускай это закончится!

      Я не Христос, – ответил Эрик, отвернулся и поднялся на палубу.

***

Шторм уже утих, и вокруг «Голландца» лежало спокойное грязно-серое море. Тучи над головой как будто немного поднимались, а к горизонту опускались до самой воды. Эрику казалось, что он находится в огромной церкви, в которой нет ни Бога, ни священника – только он, экипаж и остановившееся время.

Впереди по курсу проступила тонкая нитка земли.

Много десятилетий Эрика радовала мысль о том, что он не только избежал смерти, но и стал самым известным капитаном. Сейчас о своей славе Эрик думал равнодушно, но страх смерти, вылезший из тайников души, заставлял радоваться долгой жизни. Радость эта казалась Эрику искусственной, но других эмоций не было всё равно.

      Я здесь, – прозвучал в голове голос Торы.

      Зачем? – спросил Эрик, рассматривая землю.

      Я беспокоюсь о тебе.

      Почему?

      Мне кажется, что тебя что-то гнетёт.

      Меня всегда что-то гнетёт. С того самого дня.

      Но сегодня больше, чем обычно.

      Да, больше.

      Что именно?

      Мой страх. Он – последнее, что мне мешает.

      Ты должен благодарить его, – мягко сказала Тора. – Именно он сделал тебя таким, как ты есть.

      Ты снова про Великого Капитана?

      Не только. За это время ты многому научился. Ты освоил Внутреннюю Речь и открыл Внутреннее Око, подчинил себе мысли и эмоции. Очень немногие сделали тоже самое.

      И что это мне дало?

      Знания и время жизни. Наша жизнь – просто переживание ощущений. Ты получил их гораздо больше, чем почти все люди, которые живут сейчас и жили до тебя.

      Но я несчастлив.

      Помнишь, как говорили ваши священники: «Умножая знания – умножаешь горести»? Тот, кто знает многое, редко бывает счастлив.

      Тогда зачем все эти знания?

      Чтобы отвлечь себя от страха, – Эрику показалось, что Тора улыбнулась.

      Получается, что страх и знания – замкнутый круг?

      В каком-то смысле – да. Для тебя, по крайней мере.

      А для тебя?

      Для меня – нет.

      Почему? Ты не боишься?

      Боюсь.

      Чего ты можешь бояться?

      Того же, чего и ты. Смерти.

      И чем ты себя отвлекаешь? Знаниями?

      Нет. Разве ты ещё не понял?

      Понял. Ты приносишь людям несчастья, и так отвлекаешь себя от мыслей от смерти.

      Можно сказать и так, – Эрику снова показалось, что Тора улыбнулась. – Но неужели ты до сих пор думаешь, что я принесла тебе несчастье?

      А что же ещё? Если бы я не послушал тебя и не отравил капитана Ван дер Деккена, кто знает – может быть, купец Дейкстра выдал бы за меня Иоганну, я бы расстался с морем и прожил бы счастливую жизнь. Пусть даже и серую.

      Разве в этом счастье, Великий Капитан? – Эрик совершенно ясно чувствовал, что Тора смеётся.

      В чём же?

      Подумай сам – ведь Иоганны, из-за которой ты столько переживаешь, нет и не было никогда.

      Как не было?!

      Вот так. Капитан рассказывал тебе, что нет ни прошлого, ни будущего, есть только настоящее. И если Иоганны нет в настоящем – её нет нигде. То есть – и не было.

      Ты лжёшь!

      Не совсем. Я пытаюсь предложить тебе мысль, которая бы тебя утешила.

      Не утешает.

      Вижу, и это меня удивляет. Подумай  сам ещё раз – ни Вима, ни Иоганны давно уже нет. Они сгнили, как сгнили их дети, дети их детей и их дети. Всё, что от них осталось – расплывшиеся записи в церковных книгах – и то, если сохранились книги. А ты – есть. И, если не сглупишь сегодня вечером, будешь ещё очень долго.

Эрик вдруг понял, что его беспокоило последние минуты, и решился задать вопрос.

      Скажи мне вот что. Я живу так долго потому, что сам навлёк на себя проклятие Небес. Команда на корабле живёт потому, что они вызвались быть со мной до самого конца. Те, кто в трюме, живут потому, что здесь их ад. Но почему жива ты? Почему ты до сих пор не умерла?

Некоторое время ответа не было, и Эрик решил, что Тора прервала разговор, но она вдруг заговорила.

      Это длинная история.

      Расскажи. У нас с тобой достаточно времени.

      Ты многое не поймешь. Но если коротко – я когда-то подумала, что не хочу умирать, и что нужно найти средство, чтобы жить дольше, чем положено.

      И тебе это удалось?

      Как видишь.

      Но как?

      Неважно. Запомни главное – чтобы всегда оставалась воля к жизни, должно быть что-то, ради чего ты живёшь.

      И ради чего ты живешь?

      Мало ли. Например – раз в семь лет я спасаю тебя от смерти.

Эрик вдруг почувствовал злость.

      Ты лжёшь!

      Нет. Я просто не договариваю правду.

      Скажи!

      Зачем?

      Скажи, или я не буду с тобой общаться!

      И кто же тебя предупредит через семь лет?

      Говори, или я сейчас напишу, чтобы не забыть, где-нибудь на видном месте, что ты – ведьма, и что с тобой никогда, слышишь – никогда! – нельзя разговаривать. Поняла? Говори!

      Хорошо. Я скажу.

      Только говори правду!

      Хорошо, говорю правду. Твоя боль – еда для меня.

      Моя боль?

      Не только твоя. Любая боль, которую я причиняю людям.

      Еда? Для тебя?

      Точнее, для того, кто живёт во мне.

      Кто в тебе живёт?

      Разве ты ещё не догадался?

      Догадался. Давно уже.

      Вот-вот. Пока ты чувствуешь боль – ты нужен мне, а я нужна ему, я забочусь о тебе, а он – обо мне. Понял?

      Понял! Я всё понял! Больше ты меня не обманешь!

      Я тебя и не обманывала.

      Теперь я знаю правду! – закричал Эрик.

      И что? Что тебе это даст? Что ты сделаешь?

      Сейчас напишу прямо на своём столе, что ты – ведьма, и что тебе нельзя верить! Я больше не буду кормить тебя своей болью. И больше никогда не заговорю с тобой.

      Не говори. И кто предупредит тебя через семь лет?

Эрик вдруг понял, что возразить нечего.

      Вот именно! – Эрик снова почувствовал улыбку Торы. – Можешь перестать испытывать боль. Только тогда ты исчезнешь, потому что всё твоё существование состоит из этой боли. Ты хочешь исчезнуть?

      Нет… – тихо сказал Эрик.

      Я тоже так думаю.

Эрик понял, что проиграл.

      Сейчас я уйду, больше сегодня мы не сможем поговорить, – продолжила Тора. – И помни, что я тебе рассказала о Береге Красного Песка. Тебе достаточно просто не открывать глаза семь ударов сердца. Помнишь?

      Помню…

      Хорошо. Я знаю, ты справишься. Кстати, ты уже понял, почему твой стол так изрезан и исцарапан?

      Нет…

      Это ты затирал надписи, которые делал после прошлых разговоров со мной. Как видишь, ничего не изменилось

      Изменилось. В этот раз я ничего не буду писать.

      Значит, напишешь в следующий. Всё, я ушла. До встречи через семь лет, Великий Капитан!

Эрик почувствовал, что остался один.

***

Оглянувшись, Эрик увидел, что берег стал значительно ближе. Ветра не было, и казалось, что «Голландец» скользит над мутным зеркалом к потрескавшейся грязной раме.

Полоса скал была  однотонной, как крепостная стена с неровными зубцами, и только в одном месте виднелся просвет – там, в небольшом пологом месте между обрывами, можно было различить странный красный берег, и именно туда был нацелен угольно-чёрный нос корабля.

      Берег Красного Песка, – раздался за спиной голос, и Эрик от неожиданности вздрогнул. Обернувшись, он увидел Краая, смотрящего через его плечо.

Эрик растерялся. Насколько он помнил, они с Крааем не разговаривали уже очень много лет – было не о чем. Впрочем, вполне могло быть, что Краай разговаривает сам с собой, и даже не обращает внимания на стоящего перед ним капитана также, как капитан не обращает внимания на экипаж.

      Что? – переспросил Эрик.

      Берег Красного Песка, – повторил Краай, и Эрик понял, что Краай обращается к нему. – Мы снова здесь.

      Да, – сказал Эрик.

      Снова можно будет сойти на берег, по земле походить, – Краай говорил, как и все на «Голландце», спокойно, почти механически, но сейчас в его словах пробивались какие-то оттаивающие эмоции. – Затем всё по новой. Жаль…

      Чего «жаль»?

      Всего. Жаль, что мы здесь так ненадолго. Жаль, что бываем здесь так редко. Да и вообще – жаль, что всё так получилось. А главное… – Краай сделал паузу.

      Продолжай, – сказал Эрик, понимая, что сейчас будет сказано.

      Жаль, что мы во всё это ввязались, – твёрдо сказал Краай. – Жаль, что тогда согласились быть с тобой. Если бы мы знали, что тебя прокляли Небеса – разве мы бы остались?

      Ушли бы, – сказал Эрик.

      Ушли бы, – кивнул Краай. – Все ушли бы.

      Я не виноват в том, что вы остались, – пожал плечами Эрик. – Я выбрал свою судьбу, а вы – свою.

      Да, – кивнул Краай. – Только теперь она у нас у всех одна.

      Тебе плохо?

      Да, – сказал Краай. – Плохо. Нет радости в бессмертии – кто бы мог подумать! Ведь давно уже нет никого, кого я знал, да и мир, наверное, совсем другой. И оказалось, что я живу хоть и долгую, но совершенно обычную и тоскливую жизнь. Только мой мир стал намного меньше, и всё, что у меня есть – «Голландец», ты, экипаж и эти, – Краай мотнул головой в сторону трюма. – Как же этого мало, и как же мне это всё надоело!

      Ты бы тоже хотел умереть? – удивился Эрик.

      Наверное, да, – подумав, ответил Краай. – Я думал, что мир – это мир (Краай обвёл руками море, небо и берег), а оказалось, что мир – это люди, а всё остальное – декорации, как в театре. Что мне дали эти столетия, кроме самих себя?

      Знания. Переживание. Ощущение существования, – ответил Эрик.

      Да, – тихо сказал Краай. – И пустую бессмысленную секунду, которая длится десять тысяч раз по десять тысяч раз.

После этих слов Краай отвернулся и пошёл к трапу. Послышался лёгкий шелест, и Эрик понял, что невидимая скорлупа «Голландца» коснулась Берега Красного Песка. Эрик взглянул на кроваво-красный песок, мельком увидел, как бросилась на берег команда, и отправился в свою каюту переодеться в парадный наряд.

***

Эрик стоял, увязнув ботфортами в красном песке, в самом конце этой странной расщелины – там, где разрыв между скалами сужался до размеров широкой двери. В сером тумане, который соединял скалы, не было видно ничего. Эрик хотел шагнуть вперёд, но его душил страх. Не зная, что делать, Эрик взялся за эфес шпаги, прочертил ножнами на песке волнистую линию, затем почему-то обернулся назад.

Прямо за ним над берегом возвышался «Голландец».

Угольно-чёрный корпус с далеко выдающимся носом разрезал пространство на две части. Огненные паруса, вздувшиеся, словно при сильном ветре, бросались в глаза и затемняли собой небо. Корабль выглядел грозно и величественно. Вот только…

Эрику показалось, что в глаз попала капля воды, размывающая часть видимого, и он моргнул. Вода не исчезла, Эрик сделал шаг к кораблю и понял, что он на самом деле видит на борту небольшой изъян, словно чёрный цвет был запачкан какими-то бледными пятнами. Эрик подошёл ещё ближе и увидел, что на борту проступают следы букв, которые он скорее вспомнил, чем разобрал.

Hollander”.

Время не коснулось корабля, но практически стёрло его имя. Вид выцветшего названия наполнил Эрика ужасом – он вдруг понял, что он, как и его корабль, давно стал безымянным призраком, вырванным из жизни и смерти. Тора говорила ему при первой встрече, что если он не убьёт капитана, «Голландец» станет его могилой. Жуткая шутка судьбы оказалась в том, что, хотя Эрик и убил капитана, корабль всё равно стал его могилой, но не на десять-двадцать лет, а на долгие столетия.

      И что мне это дало? – сам у себя спросил Эрик и отвернулся от корабля.

      Боль. Страх. Одиночество, – раздался из-за спины голос Краая.

      Бессмертие и долгую жизнь, – возразил Эрик. – Мы обманули смерть.

      Нет, – возразил Краай. – С того дня у нас жизни не было. Оказывается, жизнь и смерть – две части одного целого. Мы убежали от смерти, но при этом мы убежали и от жизни. Мы обманули не смерть – мы обманули самих себя.

      Себя… – как эхо, повторил Эрик.

      Да, себя. – За спиной послышался скрип песка, и Эрик понял, что Краай уходит.

      Не уходи, поговори со мной, – попросил Эрик.

      Не могу, – уже издалека ответил Краай. – Солнце уже коснулось горизонта. К тебе сейчас придут.

Вокруг Эрика внезапно сгустилась тишина, и он понял, что снова остался один во всём мире. Вздохнув поглубже, он и побрёл к туманному просвету между скалами, который уже начал дрожать и расплываться. Подойдя к серой пелене вплотную, Эрик на секунду остановился. Он понимал, что ему не удастся ни убежать, ни остаться на месте – невидимая рука толкала его в спину, с каждой секундой сильнее. Эрик кивнул и шагнул в серое марево.

Он оказался на небольшой поляне, окружённой неожиданно обыденными деревьями. Прямо перед Эриком блестело небольшое чистое озерцо размером с его каюту. Прищурившись от прыгающих бликов, Эрик моргнул и поднял взгляд.

На другой стороне озерца стоял капитан Ван дер Деккен.

      Здравствуй, Сынок, – сказал капитан, и Эрику показалось, что у него что-то взорвалось в груди. Затем нахлынули холод и тишина, после которых Эрик почувствовал сильный удар сердца.

      Раз, – сказал кто-то в голове у Эрика.

Эрик хотел закрыть глаза, но почему-то не мог. Напротив – он рассматривал капитана и не мог отвести взгляд. Капитан выглядел совершенно также, как и в тот день, когда Эрик видел его живым в последний раз. Тот же наряд, то же исхудавшее лицо. Изменились только глаза – они стали мягкими, но сильными, и светились тёплым белым светом.

      Два, – сказал голос внутри одновременно со вторым ударом сердца.

Эрик наконец смог отвести глаза от капитана и посмотрел под ноги. В озерце он увидел свое отражение, и отшатнулся – из искристой воды на него смотрела иссохшая мумия с безумными глазами. Зрачки были чёрными, как корпус «Голландца», белки – огненно-красными, как паруса. Капитана Ван дер Деккена окружало лёгкое золотистое свечение, вокруг Эрика дрожало тусклое сероватое марево. Эрик почувствовал омерзение.

      Три, – прозвучало в голове, а Эрик всё не мог зажмуриться. Впрочем, было поздно – вид собственного отражения и недавние разговоры с Ульяной и Крааем, соединившись, разбудили внутри Эрика кого-то, кто изо всех сил пытался что-то сделать. Эрик хотел закрыть глаза, но внутренний человек рвался к капитану Ван дер Деккену. Эрик пытался не поддаваться, но сил не хватало.

      Четыре, – услышал Эрик, и ему показалось, что это говорит Тора. Эрик чувствовал, что больше не может сдерживаться.

      Капитан… – угрюмо сказал он.

      Да, Сынок? – негромко ответил капитан.

      Я бы хотел… – Эрик уже понимал, что не сможет замолчать, но всё ещё пытался сопротивляться тому, что должен был сделать.

      Да?

      Я бы хотел… Всё изменить. Я бы хотел снова попасть в тот момент, когда сделал свой выбор.

      Пять.

…И Эрик оказался в хижине Торы в день отплытия. Он стоял перед столом, на котором лежал свёрток с ядом, и рука уже тянулась к свёртку. Понимая, что времени почти нет, продолжая путь руки, начатый к свёртку, Эрик  закруглил траекторию, единым движением достал из-за пояса пистолет, подаренный сегодня утром капитаном, взвёл курок и выстрелил себе в голову.

...И снова оказался на Берегу Красного Песка.

Потрясённый Эрик смотрел на пистолет. Курок был спущен, из ствола шёл сизый дым, но Эрик был жив. Он поднял растерянный взгляд на капитана.

      Этим ничего не изменишь, Сынок, – сказал капитан.

      Шесть.

Эрик вдруг в один миг вспомнил всю свою жизнь – детство, смерть матери, нищенство, тяжёлую работу в порту, возвращение дяди, службу на каботажном судне, поступление на «Голландца», день летнего равноденствия, первый день Пасхи в родном городе и долгие столетия скитаний по морям. Затем он вспомнил Иоганну, которой, как сказала ведьма, никогда не было потому, что её нет сейчас.

      Не страшно, что нет сейчас, – вслух сказал Эрик. – Страшно, что не было.

Эрик и сам не понимал, о ком он говорит – об Иоганне, о своей жизни, о себе самом или обо всём сразу. Но чётко понимал, что он сейчас сделает, невзирая на вой ведьмы в своей голове.

      Капитан, – твёрдо сказал Эрик, глядя в глаза капитану Ван дер Деккену и морщась от головной боли. – Простите меня, пожалуйста. Это я отравил вас. Простите меня. Простите.

«Вот и всё, – подумал Эрик с нахлынувшим странным безграничным спокойствием. – Конец моим мучениям. Не будет больше ни «Голландца», ни Великого Капитана, ни этой пытки бесконечной жизнью. И всем же легче будет – и Крааю, и Ульяне, и остальным. Прости меня, Господи, и прими мою душу».

      СЕМЬ! – качнул пространство Голос, которому Эрик когда-то пообещал плавать до скончания Вечности. Эрик отшатнулся и выронил пистолет. Он приготовился исчезнуть, раствориться, растаять, но совершенно растерялся, когда понял, что продолжает стоять на берегу и каким-то образом видит перед собой сразу два мира.

Каждый мир был абсолютно цельным и занимал всё пространство и время, но, тем не менее, миров почему-то было два, и они походили на сросшиеся мыльные пузыри, разделённые перегородкой. Эрик был одновременно в обоих, глядя из перегородки в обе стороны.

В одном мире истлевшее тело Эрика с остатками ржавого пистолета в руках лежало возле трухлявого борта прямо под следами надписи, в которой угадывались буквы “Hollander”. Вокруг валялись скелеты в клочьях матросских одежд, сквозь гнилые дырявые борта виднелись трюмы, заполненные песком, тиной, черепками, костями, лохмотьями и ржавыми обломками.

В другом мире Эрик стоял на носу «Голландца», и пинас входил в гавань порта, в котором родился и вырос Эрик. Рейс был удачным. На обратном пути во время своей вахты Эрик заметил корабль, который оказался гружён ценным лесом, но без единого человека на борту. Часть экипажа «Голландца» под командованием Эрика перешла на встреченный корабль, и через две недели находку выгодно продали в порту.

Накануне прибытия в родной город Эрик получил от капитана щедрое вознаграждение, которое намного превзошло все его самые смелые ожидания. В заключение разговора капитан сказал Эрику, что сделал его своим наследником.

      Спасибо, капитан… – прошептал Эрик.

      Будь счастлив, Сынок, – сказал капитан и улыбнулся. – У меня когда-то был сын, на которого ты так похож… Спасибо тебе за то, что был в моей жизни.

      Утром мы будем в твоём городе, – продолжал капитан. – Я не буду возражать, если ты сойдешь с «Голландца» сразу после рейса, в Роттердаме.  Оттуда ты быстро доберёшься домой.

Эрик поднял глаза, готовясь задать вопрос.

      Не переживай, – улыбнулся капитан. – Тебя заменит Краай. Я с ним уже поговорил.

Эрик вздохнул, и вдруг невидимый обруч, который, как оказалось, всю предыдущую жизнь сдавливал Эрику грудь, лопнул.

Сейчас, стоя на палубе, Эрик всматривался в людей на пристани и вздрогнул, увидев дядю Питера и семейство Дейкстра. Госпожа Дейкстра внимательно смотрела то на него, то на Иоганну, купец и священник широко улыбались, а Иоганна размахивала руками и подпрыгивала на месте, как маленькая девочка.

      Эрик! Эрик! – кричала Иоганна, и голос её летёл над волнами, как чайка в лучах солнца. – Штурман Ван Страатен! Эрик, ты где?!

Чувствуя, что сходит с ума, Эрик повернулся к капитану Ван дер Деккену. Капитанов тоже было два. Один, охваченный белым сиянием, стоял на Берегу Красного Песка, другой, одетый в свой «парадный» костюм – на мостике «Голландца», подходящего к пристани. Оба смотрели на Эрика.

      Простите… – ещё раз прошептал Эрик.

Внезапно мир с Берегом Красного Песка лопнул, словно мыльный пузырь, и остались только море, ветер, пристань, «Голландец» и люди на берегу. Эрик на секунду зажмурился, потряс головой и снова посмотрел на капитана.

      Иди, Сынок, – мягко сказал капитан Ван дер Деккен. – Иди и будь счастлив. У тебя есть ещё один шанс.


<<< Назад - Содержание - Дальше >>>



Hosted by uCoz