–      Здравствуй.

Вася вздрогнул и оглянулся. Дед, неясно как оказавшийся у него за спиной в очереди в сберкассу, выглядел обычным не очень старым пенсионером, который, забытый всеми, от нечего делать ходит по людным местам и влезает во все очереди и склоки. Потёртая дублёнка – писк моды начала девяностых, дурацкая шапка-кепка, клетчатые брюки (Вася видел такие в фильме «Стиляги») и дешёвые лакированные боты, которые иначе, чем «гады», назвать не получалось. Вася почувствовал злость.

–      Скажите, Дед, – начал он, тщательно выдерживая ровный тон, – обязательно ходить в этом наряде ретросексуала? К чему это?

–      Почему нет? – так же ровно ответил Дед.

–      Почему да? – в Васином тоне начало звучать раздражение. – Блин, если вы такой умный, почему вы такой нищий? Со мной-то всё ясно – я лузер, но ведь вы…

–      С чего ты взял, что ты – лузер? – с улыбкой поинтересовался Дед.

–      С того, как я живу, – зло ответил Вася. – У меня ни хрена не получается уже девять лет. Вы знаете, какой у меня был новогодний стол в этот раз? Рис, чай, две шоколадки – молочная и тёмная – и две банки консервов – килька и бычки. Всё. Ах, ну да – бутылка «Байкала» и косяк вместо шампанского.

–      У кого-то и такого не было, – мягко ответил Дед. – У кого-то это меню – на две семьи, на десять человек. А в войну о таком даже не мечтали. На буханку хлеба каганец ставили – вот и торт праздничный получался.

–      Сейчас не война, – отмахнулся Вася.

–      Ты думаешь? – размеренно спросил Дед. – Ты статистикой совсем не интересуешься? Ты знаешь, что народ сейчас вымирает быстрее, чем в Великую Отечественную, и что беспризорников на улицах – больше, чем в Гражданскую?

Вася промолчал.

–      В начале войны нам иногда давали одну банку консервов на несколько человек, и это был пир, – Дед говорил негромко и спокойно, и Вася отметил слово «нам». Он давно понял, что Деду гораздо больше лет, чем на вид или по паспорту. – Солдатам генерала Власова в день выдавали пятьдесят грамм хлебных крошек – и это были части регулярной армии, ведущие бои. А ты ноешь из-за того, что у тебя на одну трапезу было «всего лишь» две шоколадки и две банки консервов?! Да ты охренел!

Вася в первый раз видел, как Дед сорвался на эмоции.

–      Ни хрена я не охренел, – зло ответил Вася. – Я не собираюсь жить в нищете, когда все вокруг меня живут нормально.

–      Кто все? – спросил Дед.

–      Да все, – снова отмахнулся Вася. – Все мои знакомые. Их жизнь проходит нормально, а моя – как моток колючей проволоки на морозе. Мне это надоело.

Дед не отвечал.

–      Знаете, Дед? – Вася прикусил губу и на несколько секунд замолчал, размышляя, говорить или не говорить дальше. Решил и заговорил. – Я начинаю думать, что всё происходящее со мной – лохотрон. Думаю, мне просто в какой-то момент привиделось, что я упускаю что-то важное, что могу научиться чему-то, и я повёлся на это. Бросил всё, что я делал, всех, с кем общался – и погнался за какой-то ерундой. Всё, с меня хватит.

–      Да что ты так на деньгах зациклился? – с раздражением  процедил Дед.

–      Да вот так вот! – отрубил Вася. – Я начал понимать, что неправильно жил всё это время. Да, я многое понял и узнал, но то, что мне интересно, гораздо приятнее делать в комфорте. И будет так – либо не будет никак.

–      Сильно тебя нагребло, – негромко проговорил Дед.

–      Я бы на вас посмотрел на моём месте.

–      Я был на твоём месте. Был и в более страшных.

–      А я – не хочу, – спокойно ответил Вася. – Не зарекаюсь, но постараюсь больше никогда не жить так, как жил все эти годы.

–      Многие христиане сами провоцировали болезни и страдания, чтобы от Закона Кармы дождаться равновесия – и просили Небеса взрастить им душу. – Дед говорил очень серьёзно, но Васю его слова не трогали. – Они знали, что они делали, они знали, что путь боли – более быстрый.

–      Это их дело, – хмыкнул Вася. – Мне этот путь осточертел и я его больше не хочу. Мне давно уже кажется, что боги забыли обо мне.

–      Боги ни о ком не забывают, – жёстко сказал Дед.

–      Значит, я – исключение. Ко мне они не приходили ни разу.

–      Приходили. И будут приходить. Каждый бог приходит к каждому человеку хотя бы раз в жизни. На самом деле – гораздо чаще. И зачастую достаточно просто попросить бога о встрече.

–      Да ладно! Я просил, и никто не пришёл. Видит Бог, как же мне тогда была нужна помощь! Почти как сейчас.

–      Ты о чём?

–      Пару лет я назад просил, чтобы Небеса дали мне двадцать тысяч долларов на раскрутку. Сильно просил, в церковь ходил, да и вообще молился, – злые Васины слова вылетали, как пули. – Мне приснился сон, в котором мне показали место у моста, где меня будут ждать деньги сегодня утром. Я когда ехал в город – у меня ещё машина была, ехал на машине – специально притормозил возле того места.

–      И что? – Дед явно заинтересовался.

–      И ничего! Там только стояла какая-то тётка с кошёлкой. Поверьте, она на двадцать тысяч долларов ну никак не тянула.

–      И что ты сделал? – медленно спросил Дед.

–      Да ничего. Плюнул на идею допроситься милости у Небес и дальше поехал.

–      Идиот, – медленно протянул Дед, взявшись левой рукой за висок. – Какой ты идиот…

–      Не понял? – растерялся Вася.

–      Да что тут понимать-то? Ты просил – тебе сообщили, где и когда будут ждать, и ждали даже. Чего же ты мимо проехал-то?

–      Мимо кого? Мимо тётки с кошелкой?

–      А ты кого собирался увидеть?! Топ-менеджера «Газпрома» с золочёным кейсом?!

–      Так вы думаете…

–      Я не думаю, я знаю! Ты сам отмахнулся от шанса, который так выстрадал и выпросил!

–      А что нужно было делать…

–      Остановиться, да поздороваться, да предложить подвезти.

–      С чего бы?

–      Почему нет? Тебе ведь всё равно было ехать в ту сторону, тебе что, хуже стало бы, если бы ты подвёз женщину?

–      Не хуже. Просто я не водитель маршрутки…

–      Тебе что, убыло бы?

–      Да нет…

–      Вот именно! Потому вы так и живёте, что каждый, кто дорвался до машины, едет в ней сам, пока другие стоят на остановках. Потом, когда машины обретают вторые, на остановках мёрзнут первые. Это и называется Закон Кармы. И будете так жить, пока не перестанете относиться друг к другу, как враги, и не начнёте относиться по-человечески. Хотя бы из страха расплаты и боязни прогневать богов!

–      Но она была совсем не похожа на богиню… – упорствовал Вася.

–      «Не похожа»? Как, по-твоему, должна выглядеть богиня? Ты что, думал, что она явится с сиреной и охраной? Так ведь бог – не премьер-министр. Боги зачастую приходят под видом незнакомцев, очень часто – в виде простых, а то и откровенно нищих прохожих. И любого бога достаточно просто попросить о встрече.

–      Да ладно.  «Попросить»… Другому кому расскажите!

–      Просто попросить… – казалось, Дед растерялся от злости, звенящей в Васином голосе, но Васю уже несло.

–      «Попросить», говорите? Раз так – давайте посмотрим, сейчас я попробую попросить помощи у какого-нибудь бога, который может изменить мою убогую жизнь к лучшему… – злобно начал Вася, но закончить фразу не успел – сзади его потянули за рукав.

Вася резко повернулся. Перед ним стоял старик с неподвижным, словно каменным, лицом. На нём было дурацкое длинное облезлое синее пальто и такая же дурацкая шляпа неясно из чего, чуть ли не из вытертого войлока. На носу у старика немного неровно сидели толстые очки, левая линза которых была полностью залеплена криво обрезанным пластырем.

Старик опирался на странную для города суковатую палку, за его спиной перетаптывались две крупные худые дворняги, какие часто бегают за нищими. Только окраса эти дворняги были необычного – серого, почти волчьего.

–      Помоги, сынок, на хлеб, – негромко сказал старик, и словно заглянул Васе в душу единственным неподвижным глазом, казавшимся огромным и страшным – наверное, из-за толстой линзы.

Ещё недавно Вася послал бы старика подальше, не раздумывая – он, в общем, зачастую подавал нищим, но страшно не любил назойливых, особенно таких, которые бесцеремонно влезают в разговоры потенциальных «спонсоров». Вася открыл было рот, собираясь сказать несколько резких слов… И закрыл.

Бедность, голод, холод и одиночество, как оказалось, изменили его незаметно для него самого. Вася в какой-то момент начал понимать стариков – одиноких, нищих, живущих от пенсии до пенсии неясно как.

Ещё несколько лет назад пожилые люди раздражали Васю – он был уверен, что большинство из них – энергетические вампиры, пьющие силы из окружающих. Сейчас он видел, что, хотя вампиры среди стариков есть, их немного. Зачастую старики – это люди, которых вышвырнули за борт общества и которым не хватает хотя бы толики банального человеческого общения и тепла.

Вася из прошлого злился на пожилых людей, несчастных и назойливых, но пережитое изменило его настолько, что иной оказалась даже его спонтанная реакция. Нынешний Вася уже знал, каково это – когда у тебя почти ничего нет и ты вообще никому не нужен. Сжав челюсти, словно прикусив неприятные слова, он вытащил тощий кошелёк, достал оттуда купюру в две гривны и протянул её старику.

–      Возьми, отец, – тихо сказал он.

Старик взял деньги и неподвижным глазом снова посмотрел Васе в самую душу.

–      Спасибо, сынок.

–      Вам спасибо, – улыбнулся Вася.

–      За что? – в голосе старика послышалось лёгкое удивление.

–      Как было сказано в чём-то очень умном, «Спасибо должен говорить дающий», – Васю уже отпустило, он улыбался открыто и искренне. – Так что спасибо вам, что даёте мне возможность улучшить мою Карму.

Старик расхохотался так, что казалось, дома покачнулись, но почему-то никто из окружающей толпы не обратил на троицу – старика, Деда и Васю – никакого внимания.

–      Он изменился, – сказал старик, обращаясь то ли к Васе, то ли к Деду, то ли к кому-то невидимому. – Действительно изменился. Да и скальда, сказавшего так, грех не наградить! Думаю, хватит с него льда и пепла. Да будет в его жизни подлинная весна!

Вася растерянно смотрел на старика. Синее пальто, войлочная шляпа, необработанная палка, дворняги волчьего окраса… Что-то такое он читал, когда, после рассказа Деда об Одноглазом Волке и Каменном Лесе, полез в скандинавскую мифологию. У Васи вдруг перехватило дыхание.

–      Один, отец богов… – пробормотал он раньше, чем понял, что говорит.

–      Везёт же дуракам… – еле слышно отозвался Дед.

Старик поднял перед лицом сложенную купюру.

–      Спасибо, – повторил он, улыбнувшись, и убрал купюру в карман. – У тебя немногое оставалось, поэтому бумажка, которой ты поделился, стоит многих золотых монет. Будет по-твоему! Девочки скоро придут к тебе сыграть. Будь с ними вежливым, как со мной! Не играй роли и не жди – просто будь собой.

–      Девочки? – спросил Вася, но старик не ответил.

Он сделал шаг назад и растаял в толпе, как в тумане. Волки-собаки последовали за ним.

–      Везёт же дуракам! – повторил Дед, и в его голосе Вася явно слышал зависть. – Сам Один! Даже Одноглазый Волк, которого встретили Норны в последний день в Каменном Лесу – и тот не видел Одина! И тут… этот… – Дед, обращаясь к кому-то вверху, движением головы указал на Васю.

–      Норны? – переспросил Вася.

–      Норны! – ответил Дед. – Владычицы Судьбы вскоре придут к тебе сыграть в Игру.  Сам Один, отец богов, сказал это!

–      В Игру? – не понимал Вася. Но Дед его уже не слышал, он снова говорил с невидимыми собеседниками.

–      Чем он вам так глянулся? Почему он? Ведь он ещё так дьявольски молод!

Вася вспомнил, что последнюю фразу он слышал в «Трёх мушкетёрах».

 

***

 

Это был тяжёлый и тягучий день. В Васиной жизни в последние годы их было много – тягучих тоскливых дней, в которые не происходило почти ничего хорошего. Он не мог организовать какое-то своё дело, он не мог никуда устроиться на работу, с ним, за исключением дежурных фраз, не общался никто из прежних знакомых – жизнь просто обтекала его, как вода обтекает камень.

По неясно как сложившейся традиции Вася до обеда обошёл все места, которые планировал обойти, получил везде отказ, и после обеда просто шатался по городу.

Жизнь пролетала мимо – в дорогих машинах, в машинах попроще, в маршрутках, в погоне за маршрутками… Люди носились по тысячам орбит, и никому не было дела до бредущего по улицам.

Вася был одинок так, как может быть одинок человек только в сердце миллионного мегаполиса.

–      Где же она, эта чёрная метка? – пробормотал Вася, глядя на своё отражение в витрине.

Из витрины ему в глаза смотрел человек в потрёпанной кожаной куртке, когда-то бывшей очень даже модной, но теперь потерявшей большую часть лоска. Потёртые джинсы, недорогие кроссовки, помятая борсетка… Человек, которому повезло в девяностых, но который оказался лишним в «нулевых».

Впрочем, хорошо, что дотянул до этого дня.

–      Спасибо, что живой, – пробормотал Вася, глядя в глаза своему отражению.

В последние годы ему казалось, что на нём стоит какая-то чёрная метка, какое-то клеймо, которое видят все, кроме него. Слава Богу, его не считали социально опасным (иначе бы он не пережил милицейские «нулевые»), но и своим его тоже не считали. Васю просто вежливо игнорировали.

«Мама, я лузер, мама, я лузер!» – орал Шнур из приёмника в проезжающей мимо машине. «Если ты – лузер, то кто тогда я?» – от этой мысли Васе стало весело, он улыбнулся своему отражению, подмигнул и побрёл домой. Дома ждали свежескачанный фильм, рис, чифирь, шоколадка, банка кильки и косяк. В общем, неплохой ожидался вечер.

Возле подъезда Вася вдруг притормозил и повернул в расположенный под домом детский сад. Там, в беседке, Вася зависал по дороге домой в те годы, когда пил так, что его называли «Квася». Возвращаясь домой, почти каждый вечер пьяный, как сапожник, Вася брал на остановке пару бутылок пива, забирал из дому собаку и шёл с ней гулять в заброшенный детский сад. Собака носилась по расползающимся клумбам и песочницам, а Вася пил пиво, курил и пьяно разговаривал с низким ночным небом.

С тех пор, как Вася бросил пить и курить и все свои вредные привычки свёл к паре косяков в неделю, он ни разу не заходил в детский сад. А сегодня вдруг потянуло.

Вася зашёл в «свою» беседку, уселся на изломанную лавочку, и тело само вдруг приняло незабытую, за долгие вечера выработанную позу – левое плечо упёрлось в деревянный брус, не касаясь холодных кирпичей, левая нога легла на бетонный столик, правая – расслаблено вытянулась под ним.

Казалось, прошедшие годы исчезли и всё стало, как много лет назад. Правда, сознание не было оглушено алкоголем и перед глазами не стояли лица из прошлого. И, главное, не было нужды идти в дом, который Вася ненавидел за то, что он стал его тюрьмой, к жене, которую ненавидел за то, что она крала его жизнь.

Васе казалось, что он попал в точку равновесия судьбы.

Он вдруг одновременно увидел свою жизнь тогда и сейчас, две картинки сразу. Сейчас Вася жил одиноко, временами голодно, временами холодно и иногда просто страшно. Но он осознавал, что ни за что не хотел бы вернуться в прошлую жизнь, из которой можно было убежать только на час-полтора и только в беседку возле дома.

На руке пикнули электронные часы.

«Боже, спаси меня, или убей, только поскорее, пожалуйста!» – привычно пробормотал Вася свою главную молитву последних лет. Затем натянул на голову капюшон толстого свитера, откинул голову на стену, неожиданно для себя быстро и глубоко расслабился и задремал. В полусне ему привиделось что-то очень интересное, но что – он вынести в явь не смог, так как из дремоты его вырвал женский голос.

–      Молодой человек, разрешите к вам присесть?

Вася открыл глаза.

Перед ним стояли три женщины. Они были чем-то похожи, и старшая вполне могла быть матерью одной и бабкой другой – высокая, статная, с идущей от неё холодной уверенностью, неясно как сочетающейся с простой, почти бедной одеждой. В руке она держала совершенно неожиданное для города веретено.

Средняя (дочь старшей и мать младшей, подумал Вася) была чуть ниже ростом, тоньше, но пышнее в бёдрах и груди. Это была женщина в самом расцвете, казалось, чистая женская энергия так и хлещет от неё во все стороны. Лет тридцать-тридцать пять, кожа чистая и гладкая, зубы – жемчуг, тяжёлые чёрные волосы. «Самый смак», – подумал Вася автоматически.

В правой руке женщина держала небольшой клубок белых ниток. Одета она была так же небогато, как и старшая, но ситуацию немного скрашивала недорогая бижутерия.

Вася перевёл взгляд на третью – наверняка дочь и внучку. Это была девчонка лет четырнадцати, худая, ещё угловатая, но уже начинающая входить в свой расцвет. Её привлекательность была наполовину детской и совершенно сглаживала эффект от совсем уж простой одежды и ярко-красных пластмассовых колец в ушах и на запястьях.

В руке младшая держала несколько стальных спиц, и Вася вдруг заметил, что глаза у всех троих точно такого же цвета, как и спицы.

«Клуб вязания, прядения и ткачества «Стальное Око феминизма»», – мелькнула у Васи желчная мысль. Он страшно не любил, когда его будили, особенно, когда благодаря этому он не мог вспомнить сны.

«И на хрена вам ко мне присаживаться?» – хотел было спросить Вася, но промолчал. Всё равно уже разбудили.

–      Присаживайтесь, барышни, – улыбнулся Вася и подчёркнуто гостеприимным жестом указал на поломанные лавочки под стенами беседки.

Гостьи расселись – старшая напротив Васи, справа – средняя, младшая – между ней и Васей, совсем уж впритирку к Васе. Затем они одновременно подняли стального цвета глаза, как оказалось – совершенно бездонные. Васе вдруг показалось, что ему в лицо глянула Вечность.

–      Урд, Верданди, Скульд!? – наполовину спросил, наполовину воскликнул Вася. – Норны? Норны?! Или крыша едет?

–      Узнал! – подпрыгнула младшая. – Я же говорила, что узнает!

–      Узнал, – кивнула старшая, Урд. – Кто бы мог подумать… Отец прав – он изменился…

Средняя – Верданди – долго посмотрела на Васю, затем – на Скульд, усмехнулась, но не сказала ничего.

Над беседкой нависло молчание. Норны своими бездонными стальными  глазами рассматривали Васю, Вася смотрел на Норн и совершенно не представлял, как именно нужно разговаривать с Владычицами Судьбы. С чего начать разговор? И нужно ли его начинать – может быть, нужно дождаться, пока Норны начнут сами?

Гадать пришлось недолго. Урд поставила на бетонный стол веретено и крутанула его скупым движением пальцев. Веретено словно застыло, и только подрагивающие на боках блики от фонарей давали понять, что оно вращается.

–      Мы сейчас сыграем в Игру, – сказала Урд, переводя взгляд с Васи на веретено и обратно. – Тебе отведены три броска костей, по одному против бросков каждой из нас. Что ты ставишь на кон?

–      Против чего? – поддаваясь внезапному прозрению, спросил Вася.

–      Против своего желания.

–      Как это?

–      Ты по одному разу сыграешь с каждой из нас. Если твоё желание более угодно Отцу, чем твоя жертва – он дарует тебе победу. Если нет – победим мы.

–      А если поровну?

–      Так не будет. Даже если с двумя будет поровну, с третьей обязательно будут разные числа. Понял?

–      Да, – ответил Вася и поёжился – ему было хорошо и нехорошо одновременно.

–      Тогда говори, что ты ставишь и чего ты хочешь?

Вася, зажмурившись, несколько секунд подумал, затем открыл глаза и спокойно посмотрел в глаза Норн. Пережитое за последние годы вдруг превратилось в странное спокойствие, почти равнодушие.

–      Я могу загадать любое желание?

–      Любое.

–      Совершенно любое?

–      Да.

–      А если оно будет невыполнимым?

Урд улыбнулась.

–      Это решать Отцу. Для него нет невыполнимого. Он, наверное, не станет отменять Рагнарёк, но всё остальное – для него игра. Об остальном можешь просить.

–      Я хочу, – ровно заговорил Вася, твёрдо глядя в глаза Норнам, – чтобы ко мне здесь и сейчас, раз и навсегда, вернулась вся моя Память.

Верданди рассмеялась.

–      Второй раз слышим, – сказала она. – За много-много лет. Молодец!

Скульд улыбнулась, а Урд немного наклонилась к Васе через стол.

–      Хорошее желание. Что же ты ставить против него? Чем ты готов пожертвовать, если проиграешь? Но не пытайся схитрить – против хорошего желания и ставка должна быть хорошей. Стоящей!

Вася снова прикрыл глаза. Он вдруг словно взлетел вверх, над своей прошлой жизнью, и увидел её одновременно всю, с самого рождения. До момента рождения линию жизни скрывала тёмно-синяя пелена, от настоящего момента разбегалось множество призрачных дорог, одинаково прозрачных и зыбких.

Что у него было в жизни? Ничего. Что держало его в этом мире, кроме страха смерти? Тоже ничего. Он боялся пустоты, ждущей, казалось, после смерти тела, но многолетнее состояние тупика, в котором он находился, пересилило страх.

–      Я готов, – заговорил Вася, – пожертвовать всем, что у меня есть в этом мире. Я не имею права и не хочу распоряжаться жизнью, судьбой или здоровьем кого бы то ни было. У меня есть только моя жизнь, и я готов ставить её на кон – если хотите. В ней нет почти ничего хорошего, поэтому не уверен, что эта цена достаточна. Но ничего другого у меня нет.

Скульд улыбнулась широко и радостно – словно обычная девчонка, а не Норна, Владычица Судьбы.

–      Хорошая цена! – воскликнула она. – Мы согласны!

–      Хорошо, – сказала Верданди.

–      Да, – кивнула Урд. – Да есть так!

Она протянула над столом руку, разжала её и на стол со стуком упала вытертая и тёмная от времени игральная кость.

–      Готов? – спросила Урд. – Память поставить против жизни?

–      Готов, – кивнул Вася.

–      Тогда начали.

Урд взяла кость и коротким движением бросила её на стол. Кость прокатилась и почти на самом краю легла шестёркой вверх.

Вася взял кость и посмотрел Урд в глаза.

–      Память, – сказал он и бросил кость.

Шесть.

–      Пока ничья, – негромко сказала Урд, взяла со стола веретено и немного отодвинулась назад.

Верданди взяла со стола кость, коротко взглянула на Васю и молча кинула кость. Шесть.

Вася поднял кость, покатал её на ладони, затем сжал в кулаке.

–      Память, – сказал он и бросил кость.

Бросок получился резким, кость несколько раз подпрыгнула на столе, но легла шестёркой вверх. Вася шумно выдохнул и перевёл взгляд на Скульд.

–      Неплохо, – улыбнулась она. – Посмотрим…

Она вязала кость, хитро улыбнулась и бросила её лёгким движением.

Шесть!

Вася почувствовал, что задыхается. Помотав, как лошадь, головой, он справился с накатившей паникой и посмотрел на Норн. Они сидели неподвижно и смотрели на него спокойными стальными глазами.

Всё было ясно. Урд сказала, что поровну не будет, и Васе, судя по всему, оставалось жизни на один бросок кости. Глупый финал – впрочем, подумал Вася, для такой жизни – в самый раз.

Он взял кость и повертёл её в руке, рассматривая каждую грань. Тёмный материал – похоже, что кость какого-то зверя, почему-то потемневшая со временем. Может, потому, что столько судеб было определены ею? Глубоко выдолбленные ямки, залитые каким-то тёмным материалом – Вася подумал, что это – кровь, но тут же решил, что эту мысль навеяло страхом. Норны смотрели на него, и, казалось, смотрит кто-то ещё.

Было чётко ясно, что тянуть смысла нет. Вася сжал кость и поднял лицо к небу.

–      Господи, – вдруг сказал он, – да есть воля Твоя! Принимаю её, какой бы она ни была! Если мое мнение учитывается – верни мне мою память, если на меня другие планы – да будет так!

После этих слов Вася поднял руку над столом и разжал пальцы. Кость с неожиданно звонким звуком ударилась о стол, подпрыгнула несколько раз, необычно долго вращаясь в воздухе, и легла семёркой вверх.

Растерянный Вася смотрел на переливающуюся в свете фонарей грань кости. Семь! – два ряда по три точки, и одна точка ровно между рядами. Поморгал и, боясь разочарования, нагнулся над столом. Так и есть – семь. Ничего не понимая, Вася поднял глаза на Норн, но, как оказалось, они были не удивлены.

Старшие Норны пристально смотрели на Скульд, а та отвечала им совершенно человеческим взглядом, который лучился полнейшим непониманием. Урд молчала, а Верданди перевела взгляд на Васю и затем – снова на Скульд.

–      Жульничаете? – спросила она.

–      Нет! – решительно ответила Скульд. – Так получилось!

–      Всего второй раз у нас, и первый – у тебя! – вмешалась Урд. – Ты уверена, что он этого стоит?

–      Я готова попробовать, – кивнула Скульд.

–      Тебе с ним возиться, – ответила Урд, соглашаясь. Верданди усмехнулась и встала. Вслед за ней поднялась Урд и они вышли из-за стола, за которым остались только Вася и самая молодая Норна. Она смотрела прямо на него, и Вася вдруг понял, что её стальные глаза искрятся простым человеческим и в то же время совершенно нечеловеческим теплом.

–      Не подведи, – сказала Скульд. – Отец в тебя верит, и мы в тебя верим!

Она вышла из беседки, за ней – две старшие Норны. Все трое остановились и одновременно развернулись к Васе. Луна возвышалась сзади над головами Норн, окутывая их бледным сиянием. Лиц не было видно, но глаза светились и Васе казалось, что их свет становится всё мягче.

Он понял, что сегодня, заслуженно или нет, списаны все долги и закончены все кошмары. Карма была либо отработана, либо прощена кем-то, имеющим на это власть – но всё зло осталось позади.

–      Чем он так понравился Отцу? – словно сама себя спросила Урд.

–      Чем он так понравился ей?! – с нажимом спросила Верданди, и Вася не стал уточнять, о ком идёт речь.

–      Не подведи! – повторила Скульд и улыбнулась

Норны молчали, их фигуры начинали таять.

–      Как же память? – вдруг догадался спросить Вася.

–      Это не к нам, – ответила полупрозрачная Урд. – Это к Тому, Кто над нами. Не переживай – Он всегда даёт, что обещал, хоть и не всегда сразу.

Вася откинулся на холодную стену, и от холода немного пришёл в себя.

–      Спасибо! – сказал он медленно уже полупрозрачным фигурам. – До свидания!

–      Догадался! – воскликнула Скульд. – Молодец!

–      Догадался, – негромко повторила Урд.

–      Ты был догадлив, – сказала Верданди, – ты был смел и ты был вежлив. Ты видел Норн, ты играл с Норнами, ты выиграл у Норн. Свой выигрыш ты получишь в своё время и не от нас, но и Норны не оставят тебя без даров. Лови, это от Средней Норны!

Верданди бросила Васе белый клубок. Вася поймал его, но в его ладонях оказался старинный, затягивающийся сверху шнуром кошель, сплетённый из белых ниток. Вася молча положил кошель на колени.

–      Это от Старшей Норны, – негромко отозвалась Урд и бросила Васе веретено.

Вася поймал веретено, и в его руках оказалась деревянная ладья, расширяющаяся к середине – явно вырезанная из веретена.

–      А это – от меня, – сказала Скульд и легко взмахнула рукой.

Спица молочно блеснула в свете Луны, и когда она упала на стол, не долетев до Васиных рук, то она уже превратилась в маленький меч. Вася взял меч, кошёль и ладью и посмотрел на Норн.

–      Процветай, двигайся, не сдавайся! – сказала Урд и в мгновение исчезла окончательно.

–      Будь собой! – сказала Верданди. – Когда получишь главный Дар – не возгордись и не иссохни душой. Всегда будь собой! Живи с огнём в сердце и умри с мечом в руках!

Она тоже исчезла. Оставалась только Скульд, Вася вдруг улыбнулся ей и она улыбнулась ему в ответ.

–      Увидимся! – сказала она. – Увидимся здесь, и увидимся после! Не против?

–      Нет! – поспешно ответил Вася.

Скульд рассмеялась и исчезла. Вася моргнул несколько раз и с шумом вдохнул и выдохнул. Он готов был поверить, что только что видел сон, но меч, ладья и кошель по прежнему лежали у него в ладонях.